Джоди Пиколт - Второй взгляд

Понимаю, что не следует поощрять эти визиты. Он — изгой из отбросов общества, а я — плоть от плоти процветающего и обеспеченного среднего класса. Он таинствен и невозмутим. Между нами пропасть. Через нее не перебросишь мост. Именно поэтому меня так влечет к этому человеку.

Если вы пройдетесь по улицам Берлингтона, то увидите представителей самых разных национальностей — ирландцев, итальянцев, индейцев, евреев. Но тех, кто вырос на Холме, с детства приучили носить шоры. Эти избранные замечают лишь себе подобных: женщин с перманентной завивкой, детей в матросках и мужчин, благоухающих одеколоном и сигарами. Я ни разу не спросила Серого Волка, почему его тянет ко мне, но догадываюсь — по той же причине, по которой я так жду его прихода. Нас обоих возбуждает чувство риска, у обоих захватывает дух от любопытства. Разве вам никогда не хотелось прижаться носом к стеклу чужого окна и вдруг увидеть, что кто-то смотрит на вас из комнаты?

Что сказал бы Спенсер, узнай он об этих встречах? О том, что я нашла родственную душу в джипси, который тоже не находит места в этом мире?

Сегодня Серый Волк не придет, и поэтому предстоящий день кажется мне пустым и скучным. Оставаться дома мне не хочется, и я отправляюсь на ежемесячное собрание клуба «Клифа». Это самый престижный женский клуб в Берлингтоне. Я стала его членом благодаря социальному статусу моего отца и мужа.

Спенсер одобрил мое решение побывать в городе. Длинный рукав платья полностью закрывает повязку на запястье, никто ничего не заметит и ни о чем не спросит.

— К тому же тебе полезно послушать музыку, — заметил он за завтраком. — Это действует успокаивающе.

И вот я провожу два часа, слушая арфу, и еще полчаса отчаянно борюсь со сном, пока какой-то ботаник рассказывает о садах Италии. Потом мне приходится пить лимонад и есть сэндвичи в окружении множества женщин. Они гладят меня по животу и повторяют то, о чем мне прекрасно известно и без них: что я жду мальчика. Очень жарко, и я обмахиваюсь программкой, как веером. Когда дамы начинают обсуждать программу следующей встречи, выскальзываю из комнаты, спускаюсь по лестнице и выхожу на воздух.

Серый Волк ждет меня под деревьями на набережной. Он курит, и вид у него такой, словно мы условились встретиться. Увидев меня, он не проявляет ни малейшего удивления, лишь слегка вскидывает бровь и предлагает мне сигарету. Мы идем по улице, не произнося ни слова. В этом нет необходимости.

— Вы были в клубе «Клифа», — говорит он наконец.

— Да.

— Ну и как там?

— Великолепно! Мы ели с золотых тарелок и беседовали с королями маленьких европейских государств. Как еще можно проводить время в клубе для избранных?

— Не имею понятия, — смеется он.

У поворота он берет меня под локоть, и я внезапно вздрагиваю. Хотя мы встречались уже много раз, Серый Волк почти не позволял себе таких «вольностей». Их можно пересчитать по пальцам одной руки. Дружба, приятельская болтовня — это одно, но есть границы, за которые я не могу перейти. Заметив мое смущение, он выпускает мой локоть и спрашивает, заглаживая неловкость:

— А что означает «Клифа»?

— В общем-то, ничего. Предполагалось, что клуб будет называться «Клифра». По-исландски это значит «альпинист». Потом одна буква как-то потерялась.

— Альпинист — это тот, кто поднимается на вершину общества?

— Нет, этим женщинам не нужно никуда подниматься. Они по праву занимают место на вершине, — пожимаю я плечами. — Да и «что значит имя?» [12] Здесь и далее «Ромео и Джульетта» цитируется в переводе Б. Пастернака. , — цитирую я и тут же вспоминаю, что Серый Волк не читал Шекспира.

— «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет», — подхватывает он, словно прочитав мои мысли. — Если хотите знать мое мнение, имя может значить очень много. Иногда это все, что есть у человека.

— Вы называете меня Лией. Почему? — задаю я вопрос, который давно вертится у меня на языке.

Он отвечает не сразу.

— Потому что вы не похожи на Сисси.

— А как мое имя будет звучать на вашем языке?

— На этом языке больше никто не говорит, — качает он головой.

— Но вы же говорите.

— Только потому, что мне больше нечего терять. — Он пристально смотрит на меня, но я не отвожу глаз. — Далеко не каждое английское слово можно точно перевести на язык абенаки, — поясняет Серый Волк и указывает на маленькие часики, приколотые к моей блузке. — По-нашему это называется папизвоквазик . Но это означает вовсе не часы. Это — любая вещь, которая тикает. Бобра, например, мы называем тмаква — тот, кто валит деревья, или абаголо — плоский хвост, аваднаквазид — таскающий прутья. В зависимости от того, какое из этих качеств сейчас для вас важнее.