Джоди Пиколт - Второй взгляд

— Кого именно?

— Спенсера Пайка.

Медсестра слегка сдвинула брови:

— Сегодня он чувствует себя не лучшим образом.

— Но я… я его близкая родственница, — выдавила Мередит.

Медсестра кивнула, протянула Мередит пропуск, который нужно было прикрепить к блузке, и объяснила, как пройти в комнату Спенсера Пайка. В коридоре тянулся ряд одинаковых дверей, на каждой висела табличка с именем подопечного, в окружении разноцветных жизнерадостных наклеек. Напоминает детский сад, подумала Мередит. В этот момент она была рада, что мать ее умерла, не дожив до поры старческой дряхлости. Найдя нужную дверь, Мередит бесшумно отворила ее и вошла.

Свет в комнате был выключен, шторы задернуты. В сумраке Мередит различала лишь бесформенные очертания. Где-то слева пыхтел аппарат искусственной вентиляции легких. На цыпочках обойдя кровать, Мередит подошла к окну и чуть приоткрыла шторы.

Спенсер Пайк лежал на боку, беспомощный и безволосый, как эмбрион. Под укрывавшей его белой простыней угадывались позвонки тощей спины. Мередит шагнула ближе. Она ожидала, что ее охватит вспышка ненависти, а может, напротив, в душе проснется подобие родственного чувства. Но, глядя на Пайка, она не ощущала ровным счетом ничего. Этот человек был ей совершенно чужим.

Семью создают не кровь, не гены, не свойства, которые они передают. Семью создает любовь. Пример тому — Мередит, ее мать и Руби. Тот, кто не способен на любовь, обречен, как Спенсер Пайк, умирать в одиночестве.

Не пробуждаясь от своего наркотического сна, он повернулся на другой бок, и при этом одна из многочисленных пластиковых трубок, соединенных с его телом, петлей захлестнулась вокруг шеи.

«Он сам себя задушит», — подумала Мередит. За этой мыслью мгновенно последовала другая: «Ну и пусть». И все же почти против воли она приблизилась к кровати и принялась распутывать трубки.

Пайк медленно поднял руку и сжал ее запястье. Взглянув на него, Мередит увидела, что глаза его открыты и полны слез. Он пытался что-то сказать, но мешала кислородная маска, закрывающая его рот. Поколебавшись мгновение, Мередит наклонилась и сняла маску.

— Прости, — пролепетал Спенсер Пайк. — Мне так жаль…

Мередит замерла.

— Все хорошо, — пробормотала она, пытаясь высвободить руку.

— Не уходи. Прошу тебя, не уходи.

Мередит кивнула, судорожно сглотнув. Подвинула к кровати стул и села, неотрывно глядя на своего биологического деда.

Дыхание его становилось все более неровным, лицо исказилось от боли.

— Сисси, ты ведь подождешь меня? — прошептал он.

Сисси. Сесилия. «Вы напоминаете мне женщину, которую я знал когда-то». Мередит упустила из виду очевидное обстоятельство: если она похожа на свою покойную бабушку, ее дед не может не заметить этого сходства.

— Да, Спенсер, — ответила она ровным голосом. — Я буду ждать тебя столько, сколько потребуется.

Он откинулся на подушки и впал в забытье. Мередит сдержала обещание. Она сидела рядом с умирающим стариком и слушала его хриплое дыхание. Сидела до тех пор, пока лебединая песня, исполняемая оркестром медицинских аппаратов, не смолкла, превратившись в одну-единственную ноту, звучавшую в ее голове. Потом в палату вошла медсестра, чтобы сделать Спенсеру Пайку очередной укол морфина. Именно она сказала Мередит, что оставаться здесь более не имеет смысла, так как Спенсер Пайк покинул этот мир.

Тук Бурхес был сердит и имел для этого веские основания. Илай оторвал его от игры в гольф и велел срочно ехать в Монтпилиер, в лабораторию. Если через полтора часа Тук не соизволит явиться, он будет арестован как человек, препятствующий осуществлению правосудия, заявил Илай.

Конечно, все это были пустые угрозы. Но тон Илая говорил о том, что ему сейчас не до шуток. И хотя звонок застал Тука в самый решающий момент — он как раз собирался загнать мяч в очередную лунку, — узнать, почему он срочно понадобился Илаю, было даже интереснее, чем с блеском завершить игру.

Илай ждал его, расхаживая взад-вперед перед входом в здание. Увидев Тука, он схватил его за локоть и потащил в фотолабораторию. Оказалось, ему срочно нужно увеличить фотографии следов, оставленных на месте убийства. Тук немного поколдовал в фотошопе, усилил контраст. Следы на опилках, мужские и женские, были ему хорошо знакомы. Но особый интерес представляла длинная извилистая линия, похоже прочерченная каблуком.

— Что это ты задумал? — спросил он, подняв глаза на Илая.