Джоди Пиколт - Второй взгляд

— Форсировать? Фрустрация? — усмехнулась Шелби.

— Не только ты любишь читать толковые словари, — подмигнул Илай.

Он обвел глазами улицу, и внезапно трещины в асфальте, тени от деревьев и штакетник превратились в границу города, в который им еще предстояло войти.

В больнице было слишком чисто и слишком тихо. Воздух здесь насквозь был пропитан фальшивой бодростью. Может, именно поэтому кафельные плитки так сверкали. Люси подкралась к кровати тихо как мышь — и не только потому, что мама и прабабушка спали. На одеяле и простынях пристроилось множество других людей — Люси прекрасно видела их, а все остальные, похоже, нет.

Ей не хотелось к ним прикасаться. Ей было неприятно, что их руки и ноги проходят сквозь нее, пронзая внутренности холодом. Ей не нравилось, как они на нее смотрят. Похоже, они завидовали, что Люси видят все, а их — только она одна. Люси осторожно вскарабкалась на кровать, свернулась в комочек и уставилась в лицо спящей прабабушки.

Мама сказала, что у бабушки Руби разбилось сердце. Люси вспомнила, как однажды уронила на пол вазу. Они с мамой склеили куски, но всякий раз, глядя на вазу, Люси понимала: она уже не такая, как прежде.

Лежавшая рядом с Люси девочка с длинными черными косичками, в смешном полосатом фартуке, коснулась ее пальцем. Люси почувствовала, как волосы у нее на затылке встали дыбом. Девочка была большая, лет шестнадцати, вид у нее был болезненный, щеки бледные до голубизны.

— Ma poule, — прошептала она.

Внезапно бабушка Руби открыла глаза.

— Ты здесь, — выдохнула она, протягивая руку к Люси.

— Меня привела мама.

Услышав это, Руби удивленно огляделась по сторонам:

— Мама? Она тоже здесь?

Но прежде чем Люси успела ответить, прабабушка коснулась ее щеки.

— Симона, — сказала она. — Как хорошо, что ты вернулась.

— Я не Симона, — попыталась возразить Люси, но бабушка Руби уже не слушала ее.

Девочка с черными косичками, повернувшись, столкнула Люси с кровати.

Александр Пру 3 января 2002 года проснулся раньше своей мамы Женевьевы. Он открыл заднюю дверь, до ручки которой впервые сумел дотянуться всего неделю назад, и вышел на крыльцо в своей пижаме с Человеком-пауком на груди. Шел белый пушистый снег, с которым так хотелось поиграть…

Когда мама Александра проснулась и поняла, что ребенок исчез, его уже занесло снегом. В течение шести часов полиция отрабатывала версию похищения и искала пропавшего мальчика где угодно, но только не во дворе дома, где он жил…

Сейчас Алексу было три года, и он с увлечением тискал щенка бигля, которого мама подарила ему на Рождество. Игра заключалась в том, что Алекс пытался закутать щенка в косынку и привязать импровизированные поводья к его ошейнику.

— Иногда мне кажется, что бедный песик не выдержит и укусит его, — с улыбкой сказала Женевьева. — Но похоже, ему, как и всем нам, трудно отказать Алексу.

— Подержи пока! — Мальчик вручил маме игрушечный пистолет и поскакал по дорожке прочь, изображая всадника и волоча за ошейник многострадального щенка.

— Вы не представляете, какой кошмар я пережила, — сказала Женевьева, убедившись, что сын ее не слышит. — Страшно вспомнить, что со мной было, когда я увидела своего ребенка окоченевшим и неподвижным. Но даже тогда я не верила, что он может умереть. Алекс спит, твердила я себе. Сейчас он проснется, откроет глаза, и все будет как прежде.

Да, смириться с потерей ребенка невозможно, подумала Шелби. Когда мать теряет ребенка, горе не просто входит в ее жизнь. Оно становится ее жизнью, вытесняя все прочие чувства.

К ним подбежал щенок с ковбойской шляпой в зубах. Сзади трусил Алекс.

— У вас есть дети? — спросила Женевьева у Шелби.

— Сын. Его зовут Итан, ему девять лет.

— Тогда вы меня понимаете.

Алекс сделал крутой вираж и с разбегу бросился в материнские объятия. Подхватив сына, она поцеловала его за ушком.

— Да, я прекрасно вас понимаю, — вздохнула Шелби.

Доктор Гаспар Холессандро носил парик и питал слабость к сардинам.

— Простите, — пробормотал он, вытащив из контейнера «Тапервер» очередную сардину, отправив в рот и облизав пальцы. — Обычно я не ем перед посетителями.

Сегодняшний день был расписан у доктора по минутам, так что он смог встретиться с Илаем только во время перерыва на ланч. Кабинет Холессандро примыкал к университетской лаборатории, где три дня в неделю доктор изучал синдром внезапной детской смерти, вставляя датчики в мозг новорожденных поросят. Остальные четыре дня он работал в больнице, куда несколько месяцев назад был доставлен Александр Пру, не подававший признаков жизни.