Джоди Пиколт - Второй взгляд

Труднее всего разбить стекло. Сделать это, не поднимая шума, практически невозможно. Приходится обернуть стул одеялом, чтобы приглушить звук. На мою удачу, рядом с окном все еще стоит лестница, по которой забирался чинить крышу Серый Волк, а затем Спенсер. Спуститься по перекладинам — пара пустяков. Через несколько секунд я уже на земле. В небе сияет полночная луна, окна в кабинете Спенсера освещены.

Участок у нас большой, и Лили может быть где угодно.

Заглядываю под кусты, которые растут у крыльца, под само крыльцо, обхожу поленницу, сложенную у восточной стены дома. Обойдя дом, углубляюсь в заросли и хожу кругами. Вскоре ноги у меня подгибаются от слабости, я опускаюсь на землю и заливаюсь слезами.

«Это настоящий кошмар, — скажет Спенсер доктору Дюбуа, когда тот наконец к нам приедет. — Представьте себе, я нашел ее в лесу, где она рылась в земле. Нет, она не первый раз ходит во сне… но она впервые не смогла очнуться».

Любопытно, как обращаются с пациентами в частных клиниках для душевнобольных? Привязывают ли их к скамьям, как в Уотербери? Окунают ли в холодную ванну с головой?

Но разве это сумасшествие — искать своего ребенка, которого от тебя спрятали?

Оглядываюсь на дом. В комнате Руби нет света, окно кабинета Спенсера по-прежнему освещено, но разглядеть, там ли он, мне не удается. Закрываю глаза и думаю о китах и дельфинах, которые иногда выбрасываются на берег.

Вновь открыв глаза, вижу, что в сумраке передо мной маячит стена ледника. На ее фоне замечаю еще более темную щель: дверь, как ни странно, приоткрыта. Чувствую, что меня тянет в мрачное нутро амбара, будто я рыба, попавшаяся на невидимый крючок.

Под ногами скрипят опилки. Глыбы льда светятся в темноте, словно оскаленные зубы гиганта. Вот кусок мяса, купленный для званого обеда, которому не суждено состояться… На одной из ледяных глыб стоит деревянный ящик для яблок, крышка его снята.

Внутри лежит кукла. Крохотная, совершенно неподвижная кукла.

— Нет, нет, нет! — доносится до меня собственный голос.

Вцепившись в шероховатый край ящика, этого кукольного гробика, смотрю на свою дочь.

У нее густые длинные ресницы. Щеки бледные до синевы. Невероятно маленький кулачок напоминает улитку. Касаюсь пальцем ямочки у нее на щеке, крохотного ушка.

— Лили, — шепчу я. — Лили Делакур-Пайк.

В этой ледяной детской я беру свою дочь из колыбели. Плотнее заворачиваю в одеяльце, чтобы она согрелась. Прижимаю к груди, так крепко, что она слышит биение моего сердца.

Спенсер не отнимет ее у меня. Я не позволю ему отнять мою дочь.

Авани киа , вертится у меня в голове. В том, другом мире ее спросят, кто она такая.

— Расскажи им о своей бабушке и дедушке, о любви, которая соединила их, как мост над пропастью, — шепчу я. — Расскажи им о своем отце, который не сомневался, что всегда поступает правильно. Расскажи им обо мне. — Прижимаюсь губами к ее холодной коже. — И скажи, что я приду совсем скоро.

Опускаю свою дочь в колыбель и зажимаю рот руками, удерживая рвущуюся наружу печаль. О, как бы мне хотелось знать, обманул меня Спенсер или сказал правду! Перестала ли моя дочь дышать сама, или он помог ей умереть? Быть может, настанет день, и он признается: «Я сделал это, потому что люблю тебя».

— Я тоже, — говорю я вслух.

Скоро Спенсер проснется и отправится меня искать. И я заставлю его заплатить за все. Власти должны выяснить, что произошло на самом деле. Я добьюсь этого, пусть и ценой собственной жизни.

Времени осталось совсем немного. Вновь склоняюсь над ящиком, глажу личико своей дочери, провожу пальцем по крошечному носику и подбородку.

— Спокойного сна, — шепчу я и направляюсь к двери.

Вспоминаю праздник Четвертого июля, палатку мадам Солиат, собаку, похожую на волка. Помню, как гадалка вытряхивала на берегу озера свой разноцветный плащ.

«Не бойся», — сказала она мне помимо всего прочего.

Мне больше не нужна предсказательница судьбы. Я точно знаю, что произойдет.

В те ночи, когда Эз Томпсон не работал в карьере, он часами лежал без сна, пытаясь собрать целостную картину из разрозненных фактов, теснившихся у него в голове. Тот, кто провел на этой земле целое столетие, знает множество вещей. Умеет ориентироваться по звездам, может утешить убитую горем вдову или отыскать медвежью берлогу зимой. Но все эти знания — сущий пустяк по сравнению с истинами, которые дарует жизненный опыт. Лишь с течением времени человек сознает, что передал своим детям по наследству не кровь, а храбрость. Понимает, что любовь можно найти в самых неожиданных местах — под камнями на речных отмелях, на дне миски с чищеным горохом. Знает, что новый путь открывается, когда меньше всего этого ожидаешь.