Прежде всего захожу в ванную комнату. Роюсь в корзине с грязным бельем, заглядываю в ванну и даже заставляю себя поднять крышку унитазного бачка. Потом поднимаюсь на третий этаж в комнату Руби, выворачиваю ящики комода, осматриваю каждую полку в шкафу, перерываю постель. Бурная деятельность так утомляет меня, что я без сил опускаюсь на стул.
«Поставь себя на место Спенсера, — приказываю я себе. — Подумай, куда он мог спрятать ребенка».
Спускаюсь на первый этаж и проверяю каждый закуток, каждую щелочку. Новорожденный ребенок так мал, что его можно спрятать где угодно. Когда дело доходит до кухни, я уже с трудом сдерживаю слезы. Наверное, моя малышка уже проголодалась. Должно быть, ей сейчас холодно и страшно. «Заплачь, доченька, — беззвучно умоляю я. — Заплачь, и я сразу тебя найду».
Найду и прижму к груди крепко-крепко, чтобы она согрелась. По пути в Канаду буду рассказывать ей обо всем, что мы видим вокруг. О коровах, пасущихся на лугах, о лиловом кипрее, растущем вдоль дороги, о горах, силуэты которых напоминают очертания женской фигуры. Мы доберемся до индейского поселения в Одонаке вместе с Серым Волком, и когда его спросят: «Кто ты?» — он покажет на нас.
Захожу в темную кухню, думая о том, что нужно осмотреть винный шкаф, ларь для муки, ящик для овощей. В кухне так много укромных мест! Делаю шаг в сторону холодной кладовки и с кем-то сталкиваюсь в темноте.
Подавив крик, протягиваю руку к выключателю. Вспыхивает свет.
— Руби, что ты здесь делаешь? — спрашиваю я.
Она дрожит как осиновый лист:
— Я хотела… мне не спалось, и я решила сделать себе чашечку шоколада, который вы пьете по утрам. Он такой вкусный… Простите, миз Пайк. Я знаю, это воровство…
— Где она? — перебиваю я, не дослушав, и начинаю шарить по полкам, натыкаясь на коробки и банки.
— Кто?
— Моя дочь. Я знаю, ты помогала ему ее спрятать.
— Ох, миз Пайк, — вздыхает Руби, и на глазах у нее выступают слезы. — Ребенка больше нет.
— Не говори ерунды, Руби! Я знаю, она жива. Мне нужно найти ее. Мы с ней уйдем из этого дома.
— Но профессор сказал…
Хватаю Руби за плечи и трясу:
— Ты видела ее мертвой? Видела?
— Я… но я… — Руби стучит зубами, не в силах выдохнуть ответ, которого я жду.
— Черт, Руби, отвечай, когда тебя спрашивают! — Трясу ее сильнее, она вырывается и задевает рукой полку, на которой стоят банки с консервированной фасолью и маринованной свеклой.
Одна банка падает на пол и разбивается, воздух наполняется острым запахом уксуса. Бросаюсь к полкам и начинаю сбрасывать на пол все, что попадается под руку: коробки с овсяными хлопьями и смесью для бисквитов, банки с кофе и сухим молоком.
Сильные руки хватают меня, оттаскивают от полок и волокут в кухню.
— Пусти меня, Спенсер! — визжу я, извиваясь в его руках.
Он поворачивается к Руби:
— Позвони доктору Дюбуа. Скажи, что нам срочно нужна его помощь.
— Отпусти меня! Руби, не слушай его! Отдайте мне Лили! — ору я. — Лили!
Но Спенсер намного сильнее. Несмотря на мое яростное сопротивление, он выводит меня из кухни. Застывшая на месте Руби наблюдает, как он, вцепившись в мои запястья, тащит меня к лестнице.
— Руби, не слушай миссис Пайк! — перекрикивает мои вопли Спенсер. — Ты видишь — она не в себе и ее необходимо успокоить! — (Изловчившись, лягаю его в лодыжку, и он издает сдавленный стон.) — Руби, немедленно позвони доктору. А потом сделай то, что я приказал тебе раньше!
— Не слушай его, Руби! Помоги мне!
Руби съеживается и как будто становится меньше ростом.
— Что стоишь! — рычит Спенсер. — Делай, что я велел!
Внезапно силы оставляют меня, и я обмякаю в его руках. Он подхватывает меня, не давая упасть, и несет в спальню. Я более не открываю глаз и не произношу ни слова. Он опускает меня на кровать, снимает с моих ног ботинки и проверяет, не пропиталась ли насквозь кровью прокладка у меня между ног. Вздохнув, как человек, утративший все надежды, он закрывает дверь и поворачивает ключ в замке.
Я не считаю, что потерпела поражение.
По крайней мере, теперь я знаю, что Лили прячут не в доме.
* * *
Почему мы не бросаем эту работу? <���…> Мы занимаемся ею в течение семи лет — и каких результатов мы достигли? Время, когда наше дело воспринималось не всерьез, осталось в прошлом. Если Гитлер успешно осуществит свою программу стерилизации в полном объеме, это возведет евгенику на высоту, на которую ее не смогли поднять сотни евгенических обществ. Если он потерпит фиаско, это подорвет основы всего движения и сотни евгенических обществ не смогут возродить его.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу