Людмила Рублевская - Дети Гомункулуса

Наверно, это непроглядный туман навеял на меня такую бе­зысходность. Действительно, сяду на поезд — и все! Завтра буду дома. И забуду командировку к несуществующему Морю, как страшный сон.

— Только зайдем в гостиницу. Вещей мало, мелочи, но все-таки жаль их оставлять.

С серого неба посыпался мокрый снег. Мы шагали сквозь эту противную слякоть, которая хлюпала под ногами, и казалось, что нет конца мокроте и серости, но мы были вдвоем. Я почувствова­ла, как Мартин сжал мой локоть, и почему-то поверила, что все будет хорошо.

Мартин остался ждать внизу. Я взяла у администраторши ключ и бегом направилась в номер. Так, вот моя сумка. Пижама, зубная щетка, паста, мыльница, полотенце, тапки, роман Короткевича... Кажется, ничего не забыла. Есть такая примета: если где-то забудешь вещь, обязательно туда вернешься. Боже упаси еще раз попасть в этот город! Я наклонилась, чтобы заглянуть под кровать, — не осталось ли там чего-нибудь моего. В это мгновение дверь комнаты заскрипела, и я увидела перед собой запачканные грязью женские замшевые сапоги на высоких каб­луках. Сапоги, безусловно, находились на чьих-то ногах. Я при­поднялась, чтобы поздороваться с их обладательницей, но рас­смотреть ее не успела. Что-то кольнуло меня в предплечье, и свет померк.

11

В детстве мы играли в “заколдованную принцессу” — в пио­нерском лагере или в больничной палате, там, где было с десяток девчонок и наступало подходящее для игры сумеречное время. Одна из девочек садилась на стул, складывала руки перед собой, как на парте, и опускала на них лицо. Остальные девочки по од­ной подходили к “принцессе”, клали ладони ей на голову и гово­рили:

— Принцесса умерла.

— Ее нужно хоронить.

— Кто ее похоронит?

— Пусть ее черти хоронят.

После этого участницы игры все вместе пытались поднять “принцессу” вытянутыми указательными пальцами. Если бы ри­туал удался, тело “принцессы" стало бы невесомым, парило в воздухе.

На самом деле такого результата не добивался никто. Потому что главным было — не рассмеяться. Но страшноватая игра все­гда вызывала нервный смех у играющих, и все кончалось тем, что “принцесса” с хохотом падала на кровать.

Меня из-за хрупкого телосложения часто выбирали на роль “принцессы”. И я никогда не забуду своего жуткого состояния во время игры. Почему-то голоса говорящих доносятся как сквозь вату, смысл слов как бы ускользает от тебя. Голова начинает кружиться, ты понимаешь, что вот-вот провалишься в бездну... И только смех, спасительный смех возвращает тебя на землю, на казенную постель.

Я очнулась... Комната, в которой я находилась, напоминала приемный покой больницы. Первое, что я увидела, — высокий серый потолок с люминесцентной лампой. Затем — стены, окрашенные грязно-зеленой масляной краской, высокое окно, также замазанное до половины краской, над дверями лампочка в желез­ной сетке... Пахнет хлоркой...

Я потрясла головой, прогоняя остатки одури, и осознала, что в одном белье лежу под байковым одеялом на обыкновенной больничной кушетке, обитой коричневым дерматином. Дерматин противно прилипал к голому телу. Одежда моя исчезла, обуви также не было видно. Кто-то забрал даже заколки из волос.

Я осторожно поднялась. Предплечье саднило. Так и есть, след от укола. Просто какой-то шпионский роман. А может, я сошла с ума? Вольтанулась? Вот и вся разгадка.

Я засмеялась, как тогда, в детстве, когда играла в “заколдованную принцессу”. К сожалению, от моего смеха зеле­ные стены не растаяли, но стало легче: смеюсь — значит, пока не “псевдоживая”. На табуретке рядом с кушеткой лежала ночная сорочка из белого полотна, судя по всему, приготовленная для меня. Как будто новенькая. Длинная, широкая, с длинными же рукавами. Что ж, придется надевать

Я прошлась по комнате, вспоминая все прочитанные детекти­вы и приключенческие романы. Открыть бы дверь... Но отверстия для ключа не видно. И — нет, я не ошиблась! — ручки тоже нет. Ничего себе! Если я в психушке, то непременно в отделении для буйных.

Я поставила к окну табуретку и попробовала дотянуться до не­го. Но окно находилось так высоко, что я не смогла дотянуться даже кончиками пальцев. Может, кушетку придвинуть?

Ножки кушетки оказались прикрученными к полу.

За дверью что-то загрохотало, и она неожиданно распахнулась. Низкорослый коренастый мужчина толкал перед собой сервиро­вочный столик с железными тарелками. Хорошо хоть, морить го­лодом меня тут не собираются. Приятно и то, что человек не в белом халате, а в синем свитере...