Дот Хатчисон - День всех пропавших

Брэн смотрит на табурет и решает не комментировать происходящее. Вместо этого мы снимаем куртки, шапки и ретируемся в гостиную. Вик сидит в своем удобном кресле, кожа которого местами потерлась от частого постоянного использования. Иан рядом в таком же кресле, а Инара и Прия прижались друг к другу на диванчике. Девушки – вернее, молодые женщины, им по двадцать пять – поднимают головы и приветственно усмехаются. С тех пор как мы виделись в последний раз, волосы Прии стали разноцветнее: полголовы черные, а другая половина раскрашена в четыре или пять оттенков синего. В проколотой ноздре блестит украшение – голубоватый прозрачный кристалл в серебристых блестках, между темными глазами нарисован «третий глаз» того же оттенка, глаза подведены идеальными черными стрелками и светло-серебристыми тенями. Как обычно, губы Прии сжаты в решительную алую линию – как вызов, как рычание, независимо от выражения лица. Посередине нижней губы петлей перекинута серебряная цепочка, как у ее матери. Инара почти одного роста с Прией. У нее светло-карие глаза, золотистая темная кожа – полинезийское наследие по материнской линии. Она ведет себя не так экспрессивно, как Прия, а, откинувшись назад, наблюдает за происходящим, раздумывая, какую эмоцию выказать следующей. Здесь, в доме Вика, в апартаментах, которые он выстроил над гаражом для девушек, чтобы им всегда было где остановиться, она более расслаблена. Но все-таки она никогда не изменит своим привычкам. Темные волосы Инары длинные: на дюйм или два ниже бедер, когда она восседает на подушке.

Они представляют собой потрясающую пару, а вместе с Викторией-Блисс – и потрясающую группу: с бледной как снег кожей Виктории, кудрями такого глубокого черного оттенка, что при определенном освещении они выглядят почти синими, и такими голубыми глазами, что они кажутся почти фиолетовыми. Садовник просто обожал коллекционировать привлекательных девушек. Эти трое прекрасны, пылки и поставят на место любого, кто начнет судить о них только по внешности. Преданные, замечательные друзья.

– Спешила повидаться с нами, да? – интересуется Прия, сдерживая смешок.

– Мне надо было вымыть голову, а времени высушить не оставалось.

Когда я перестала вытирать волосы полотенцем, то опрыскала спреем, не дающим им спутаться. Жаль, не догадалась сунуть его в сумочку вместе с расческой: уверена, шапочка испортила все мои усилия. Набрасываюсь на волосы со всех сторон. Мне едва удается распутать их на дюйм, когда Брэн забирает у меня щетку и садится на подлокотник длинного дивана, где уже устроились Ксения с Мерседес. Он указывает щеткой на место рядом с собой.

– Я могу сама расчесать себя.

– Только не так, как ты это делаешь.

Инара с Прией наклоняются ближе друг к дружке, чтобы приглушить хихиканье. Они взрослые, трудолюбивые профессионалы – каждая в своем деле, однако здесь, в кругу семьи, ведут себя как подростки, которыми им так и не удалось побыть из-за пережитого в юности.

Сдаюсь и встаю перед Брэном. Если уж ему так надо за кем-то поухаживать прямо сейчас – пусть эта забота слегка удушающая, – ладно.

– Он был лучшим заплетателем волос в своем районе, – говорит Иан. Девушки, словно любопытные сурикаты, тут же придвигаются поближе: у них нюх на интересные рассказы. – Я заезжал за ним по утрам в субботу, а на крыльце стояла очередь из маленьких девочек.

Мне даже незачем оборачиваться: и так знаю, что Брэн краснеет. Ну разумеется.

– Они платили ему? – интересуется Инара.

– Только объятиями и словами благодарности.

– Иногда их мамы передавали мне еду, – бормочет Брэн. Как будто заплетать волосы за еду более мужественно, чем исключительно из добрых побуждений.

Инара слегка улыбается грустной улыбкой – скорее от зрелища Брэна за работой, чем от образующейся на моей голове короны из волос. Все Бабочки в Саду были обязаны носить высокие прически, чтобы не загораживать вытатуированные Садовником на их спинах большие крылья, и научились хорошо заплетать друг друга. Простые прически – когда бóльшего не требовалось, сложные – когда скучно; а скучали они часто.

Порой, когда воспоминания становятся ярче и болезненнее обычного, выжившие жертвы не в силах переносить чье-либо прикосновение к своим волосам. Вообще не переносят.

Мы по большей части залечиваем раны, но даже шрамы могут кровоточить. Молодые женщины, которых приняла в семью наша команда, знают это лучше многих.