Джо Лансдейл - Пойма

Мистер Смут издал гортанный звук, какой издают свиньи, когда копаются рылом в луже. Подошёл к Моузу, вставил стамеску туда, где смыкались и скреплялись две половинки браслета. Одним ударом молотка по стамеске сбил заклёпку.

Папа помог Моузу подняться с копны сена.

— Идём, подкину до дому.

От нашего дома можно без особых хлопот пройти через чащу леса, выбраться на Пасторскую дорогу, а потом дойти по тропинке вдоль реки до лачуги Моуза. На автомобиле ехать оказалось дольше. Пришлось проделать приличный путь. Поначалу папа и Моуз просто сидели молча, но через время разговорились о рыбалке. Однако после того, как мы докатились до шоссе и уже были готовы свернуть на тропинку, снова всплыла история с убийством.

— Теперь-то вшо ображуетша, миштер Джейкоб? — спросил Моуз.

— Ты, Моуз, просто живи, как жил. Кошелёк у меня. Ты рассказал всё, что знаешь. Прости, что пришлось тебя потревожить.

— Што ж, думаю, беж этого было не обойтишь.

— И прости, что пришлось подержать тебя у Билла.

— А он меня не обижал. Ражве шо эта чепь… Кормил дошыта, только не так чашто выношил поганое ведро, как шкажал.

— Я и не думал, будто он выносил, — хмыкнул папа.

Мы выехали на тропинку, ведущую к реке. Деревья здесь стояли близко, ветви нависали прямо над машиной и накрывали нас своей тенью. Папе приходилось вести медленно и с оглядкой, потому что на тропинке полно было вымоин, а на прелой листве в два счёта можно было поскользнуться.

Мы ещё порядком проехали вниз, остановились, вылезли из машины и пошли с Моузом вдоль Сабина до его развалюхи. С побуревшей и вспененной реки веял прохладный ветерок, и это было приятно, но вместе с ним от воды доносился тошнотворный аромат какой-то гнилятины.

— Надо бы вам как-нибудь прийти порыбачить, миштер Джейкоб, — сказал Моуз.

— Да, давненько я уже не рыбачил.

— Што верно, то верно. Помните, как братья Дэвисы ниже по реке отравили воду недожрелыми орехами и ижничтожили вшех окуней? И даже пару ждоровенных штарых шомов?

— Помню.

— Как же вы тогда ражожлилишь! Шкажали: «Нет, добрые люди так не рыбачат», — и поколотили одного иж братьев. Помните?

— Конечно.

— Мы-то ш вами — мы никогда не опушкалишь до того, штоб травить орехами или глушить динамитом, верно ведь?

— Да, Моуз, не опускались. Мы рыбачили как полагается. Удочка, леска, крючок и терпение.

— Да, шэр, ешшо бы, шэр. А Дэвисы эти — у них, жнаете, однажды перевернулашь лодка, и один иж них утонул, а другого жмея укушила.

— Слышал.

— Вот это да, не так ли, миштер Джейкоб?

— Ага.

— Вот и нету теперь братьев Дэвисов.

Мы проводили его до самой лачуги. Старик прихрамывал при ходьбе. Подошли к дому, и Моуз толкнул незапертую дверь. Изнутри лачуга выглядела немногим лучше сарая мистера Смута, разве что в ней не воняло и мух было поменьше. В доме имелась всего одна комната с окном у двери и ещё одним — в противоположной стене. В одно окно было вставлено стекло, а другое закрывала только тонкая жёлтая клеёнка.

Моуз вошёл в дом, а мы остановились в дверях.

— Будешь в порядке, Моуз? — спросил папа.

— Да, миштер Джейкоб.

— Найдёшь хоть чем подкрепиться?

— Да уж нашкребётша пара банок-то. Ешшо чего-нибудь в речке наловлю.

Моуз снял с полки небольшую консервную банку и отвинтил крышку. Зачерпнул пальцами чёрную массу, нагнулся и растёр ею место, в котором цепь натёрла ему лодыжку. В банке была колёсная смазка. Много кто по тем временам применял её для смазывания болячек и остановки кровотечения из неглубоких ран.

Покончив с этой процедурой, Моуз проковылял к одному из стульев, которых у него в доме было всего-то два, и сел у небольшого деревянного столика. Теперь он казался ещё меньше, чем в сарае у мистера Смута.

— Ну всё, порядок, — сказал папа. — Береги себя, Моуз.

— Да, шэр. А вы уж как шоберётешь порыбачить, так приводите ш шобой шынишку!

— Хорошо.

Когда мы забирались в машину, папа сказал:

— Вот уж точно, этот час был не из самых приятных.

Мы тряслись вверх по тропинке к Пасторской дороге, и я спросил папу:

— А что это за услугу ты оказал мистеру Смуту? Не похоже, будто он в самом деле тебе благодарен.

— Он об этом, сынок, вспоминать не любит. Одна из его дочек, которая старшая… Ей сейчас где-то девятнадцать… Мы её сегодня не видели.

— Мэри-Джейн?

— Она самая. Как-то раз застукал я её с чернокожим парнем, сынок. Если понимаешь, о чём это я.