Джо Лансдейл - Пойма

THE BOTTOMS © 2000 by Joe R. Lansdale

© Евгений Романин, перевод, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Нынче новости распространяются быстро, не то что раньше. А в старину было совсем не так. Ни тебе радио, ни газет. Уж точно не у нас в Восточном Техасе. Всё было по-другому. Если случалось что в другом округе, так только там об этом чаще всего и знали.

Не то чтобы нам было не важно, что происходит в мире, но мы были избавлены от необходимости знать об ужасных событиях, которые лично нас не касались, — хоть где-нибудь в Билджуотере, в штате Орегон, хоть на другом конце нашего штата — на западе, в Эль-Пасо, или на севере, в богом забытом городке Амарилло.

Нынче для того, чтобы знать все кровавые подробности какого-нибудь убийства, многого не требуется: достаточно лишь того, чтобы оно было жутким или чтобы неделя была небогата на происшествия, — и вот о нём трубят из каждого утюга, даже если убили какого-нибудь бакалейщика в штате Мэн, до которого нам нет никакого дела.

Тогда, в тридцатые годы, кровопролитие могло случиться хоть в соседнем округе — а вы бы так о нём и не услышали, если только не были сами к нему причастны, потому что, как уже говорилось, новости тогда передавались медленнее, а органы правопорядка старались решать вопросы своими силами, не привлекая сторонних лиц.

С другой стороны, в некоторых случаях было бы лучше, если бы вести распространялись быстрее, да и вообще хоть как-нибудь. А впрочем, может, ничего бы от этого не поменялось.

Однако что было, того не переделаешь; сейчас мне за восемьдесят, я лежу в доме престарелых, в комнате, пропитанной запахом моего собственного разлагающегося тела; жду, чтобы мне принесли хоть чего-нибудь пожевать — толченого, мелко рубленного и безвкусного; в голень у меня вставлен железный штырь, а по ящику крутят какие-то теледебаты: одни придурки собачатся с другими придурками — и вот даже сейчас у меня сохраняются воспоминания почти семидесятилетней давности, и они свежи, словно случилось всё не далее как вчера.

А случилось-то всё, как сейчас помню, в тысячу девятьсот тридцать третьем и тридцать четвёртом.

Наверно, были в те годы и такие люди, у которых водились деньги, только вот мы в их число не входили. На дворе как-никак стояла Великая депрессия. Да и будь мы из тех, что с деньгами, купить-то на них было, по сути, нечего, кроме свиней, кур, овощей и кое-каких товаров повседневного спроса, а учитывая, что первые три пункта мы сами выращивали на ферме, бывало у нас и всё остальное, необходимое для жизни, — порой мы получали его в обмен.

Папа фермерствовал, а наши края были не так уж плохи для земледелия. Почти весь север и запад Техаса вместе с Оклахомой выдувало тогда ветрами, однако Восточный Техас покрывала пышная растительность, и почвы были богаты, и дождей вдоволь, так что росло всё быстро и особого ухода не требовало. Даже в засуху почва чаще всего сохраняла кое-какую влагу, и если урожай выдавался не таким обильным, как ожидалось, всё ещё могло наладиться. По сути, пока весь остальной штат изнывал от суши и пыли, на Восточный Техас, бывало, обрушивались жуткие ливни, а то и паводки. Так что если и теряли мы когда урожай, то чаще не из-за сухой погоды, а из-за чрезмерно влажной.

Также папа держал парикмахерскую и сам же работал там всю неделю, кроме воскресенья и понедельника, а ещё служил в нашей округе констеблем, потому что никто больше не пожелал занять эту должность. Одно время был он вдобавок и мировым судьёй, но в итоге решил, что для него одного это слишком, и передал судейское место Джим-Джеку Формозе; папа завсегда говорил, что Джим-Джек гораздо лучше справляется с регистрацией браков и констатацией смертей.

Жили мы в чаще леса у реки Сабин в трёхкомнатном белом домике — построил его папа ещё до нашего рождения. Электричества в домике не было, зато имелась дыра в крыше, дымная дровяная плита, ветхий амбар, застеклённая веранда за латаной-перелатаной ширмой да сортир, в который нередко заползали змеи.

Мы жгли керосиновые лампы, таскали воду из колодца, много охотились и рыбачили, чтобы наполнить чулан чем-нибудь съестным. Во владении у нас находилось акра четыре расчищенной от леса земли, а ещё двадцать пять акров поросли сосной и всевозможными твёрдыми породами деревьев. Песчаную почву четырёх расчищенных акров возделывали мы при помощи мула по прозвищу Салли Рыжая Спинка.