Джо Лансдейл - Пойма

— У меня ружьё, — говорю я. — Если сможешь толкать тачку, Тоби будет нас вроде как стеречь и даст нам знать, если вдруг кто подкрадётся. А если кто-нибудь на нас выскочит — раскрою` его надвое.

Я вытащил дробовик и подготовил к бою. Том приняла ручки тележки, протиснула её сквозь проход в чапыжнике, и мы углубились в лаз.

Дикие розы пахли душно, до одури. От запаха у меня закружилась голова. В темноте то и дело приходилось натыкаться на шипастые побеги. Они распороли мне старую рубашку, исцарапали руки и лицо. Было слышно, как позади себе под нос шёпотом матерится Том — значит, и ей доставалось от колючек.

Лаз в чапыжнике тянулся довольно далеко, а потом я услышал звук бегущей воды, туннель расширился, и мы вышли на берег бурной реки Сабин. Сквозь прорехи в листве наконец пробилась луна и залила всё вокруг ярким светом — словно молоком, которое свернулось, прокисло и пожелтело.

Похоже, мы оторвались от погони.

Я поглядел на луну, задумчиво окинул взглядом реку. Наконец заговорил:

— С пути-то мы, конечно, сбились. Но я понял, куда нам идти. Можно двинуть немного вдоль реки — нам вообще-то надо в другую сторону, но, кажись, отсюда до Шатучего моста недалеко. Переходим по нему реку, потом выбираемся на большую дорогу, и вот, глядишь, мы и дома.

— До Шатучего моста?

— Ну да.

— Как думаешь, мама с папой волнуются? — спросила Том.

— Ну а то, — сказал я. — Волнуются, зуб даю. Надеюсь, хоть белкам обрадуются.

— А с Тоби что делать?

— Там видно будет.

Дальше берег отлого опускался, и у самой кромки воды бежала тропинка.

— Смотри, нам главное Тоби дотащить, а уж потом довезти тачку. Давай ты её покатишь, а я возьмусь спереди и буду притормаживать, чтоб сверх меры не разгонялась.

Я осторожно взял Тоби на руки — тот тихонько взвыл, а Том во всю прыть толкнула тележку. Та накренилась, белки, дробовик и лопата вывалились за борт, шлёпнулись на землю и чуть было не улетели в воду.

— Том, дьявол тебя забери! — проворчал я.

— Ну извини, — ответила она. — Не удержала. А вот я маме нажалуюсь, что ты чертыхаешься!

— Настучишь — так я по шее тебе настучу. Да и потом, слышал я, ты и сама-то матюкаешься как сапожник.

Я передал Тоби сестре, нащупал под ногами твёрдую почву и принял собаку обратно.

Соскользнул по круче вниз и наткнулся на большущий дуб у самой воды. Здесь чапыжник разросся до берега, и его побеги оплетали дерево. Я протянул руку к стволу, чтобы удержать равновесие, — и тут же поспешно отдёрнул. Потому что рука нащупала не древесный ствол и даже не шиповник. Там было что-то мягкое.

Присмотрелся и вижу: среди колючек висит какой-то серый и бесформенный мешок. Луна в небе за рекой засияла ещё ярче и осветила лицо, вернее, то, что было когда-то лицом, а теперь больше напоминало праздничный фонарь из тыквы — круглое, раздутое, с тёмными провалами глазниц. С головы свешивался клок волос, будто обрывок чёрной овечьей шерсти, а распухшее и покорёженное тело было без одежды. Женское тело.

Игральные карты с голыми тётками мне уже видеть случалось — Джордж Стернинг показывал. У него вечно попадались какие-нибудь безделушки такого рода, потому как его отец работал бродячим торговцем и продавал не только нюхательный табак, но и вдобавок к нему так называемые мелкие розничные товары.

Только вот это было совсем не то же самое. Те картинки наполняли сердце волнением — непонятным, но в каком-то роде приятным и сладостным. Сейчас я тоже почувствовал волнение, но совсем другого рода, и сразу же смекнул, какого именно.

Груди у женщины были разрезаны, будто гнилые дыни, треснувшие на солнце. А приглядевшись, я понял, что и шиповник вовсе не шиповник, а отрез колючей проволоки, которая туго обвивает её вздутую посеревшую плоть.

— Охереть! — ахнул я.

— Опять ты ругаешься, — укорила Том.

Я приподнялся по склону, взял у сестры Тоби, уложил его на прибрежную рыхлую землю, ещё немного поразглядывал труп. Том соскользнула вниз и увидела то же, что и я.

— Это кто, Человек-козёл? — спросила она.

— Нет. Это женщина, мёртвая.

— Ой, да ведь она совсем голая!

— Ну да, голая. Не смотри на неё, Том.

— А куда ж я денусь-то?

— Надо бы нам добраться до дому и рассказать папе.

— Зажги спичку, Гарри. Давай более лучше рассмотрим.

Я обдумал эту мысль и в конце концов полез в карман:

— Одна всего осталась.

— Ну вот и давай.

Я чиркнул спичкой о большой палец и вытянул руку. Рука дрожала, вместе с ней трепетал огонёк. Я подошёл близко, насколько позволял трупный запах.