– Расскажите, – попросил Роджерс. Слово “Науру” показалось ему знакомым, но он не мог вспомнить откуда. Маккаски заглянул в документы.
– Как здесь указано, в 1992 году Доминик и ряд других французских бизнесменов предоставили деньги несуществующему банку “Интернэшнл эксчендж банк оф Антигуа”, в то время как на самом деле деньги прошли через череду банков в Швейцарии.
– А куда они делись потом?
– Они были переведены на пятьдесят девять разных счетов по всей Европе.
– Значит, средства могли бы уйти с этих счетов, куда и когда угодно?
– Верно, – подтвердил Маккаски. – Доминику французы вменили в вину неуплату налогов с этих денег, но он расплатился, и на этом все кончилось. Поскольку два из промежуточных банков находились в США, ФБР завело на него досье.
– Науру – это где-то в Тихом океане? – поинтересовался Роджерс.
– Клочок суши чуть севернее Соломоновых островов площадью восемьдесят квадратных миль. У него есть свой президент, там нет никаких налогов при самой высокой доходности в мире и только один вид предпринимательства. Добыча фосфатов, используемых в удобрениях.
Вот откуда он слышал о нем, вспомнил Роджерс. Он даже расправил плечи, опустившиеся было от мыслей о Херберте.
– Да, Науру, – проговорил он вслух. – Во время Второй мировой его оккупировали японцы, которые буквально поработили местное население. А до того какое-то время им владела Германия.
– Придется поверить вам на слово, – улыбнулся Маккаски.
– А что насчет фамилии Доминика? – спросил Роджерс. – Он взял ее вместо Дюпре. Неужели стеснялся своей семьи?
– Лиз работала вместе со мной и, когда пришли сведения, строила догадки по тому же поводу, – сообщил ему Маккаски. – Но никаких свидетельств на этот счет нет. Его воспитали в строгой римско-католической вере, и Лиз думает, что, может быть, он взял имя в честь святого Доминика. В документах ФБР говорится, что он жертвует много денег на обители доминиканцев и на школу, названную в честь самого известного из них – святого Фомы Аквинского. Лиз считает, что принадлежность к так называемым Domini canes, “псам Господним”, созвучна ортодоксальным и имперским настроениям Дюпре.
– Насколько мне помнится, – заговорил генерал, – за Домиником закрепилась репутация инквизитора. Некоторые историки склонны считать его инициатором кровавой резни альбигойцев в Лангедоке.
– И снова это не моя стихия, – признался Маккаски. – Однако в свете того, что вы сказали, здесь может быть интересная связь.
Он заглянул в третью папку с надписью “Расистские группировки”.
– Вы когда-нибудь слыхали о якобинцах? Роджерс кивнул.
– В тринадцатом веке так стали называть монахов-доминиканцев. Из-за того, что они устроили свою штаб-квартиру, как сегодня мы назвали бы их обитель, на улице Святого Якова, их прозвали якобинцами. Во время Великой французской революции также называли ярых антимонархистов, которые заседали в Конвенте. Это было жестокое, крайне радикальное крыло в революционном движении. Робеспьер, Дантон, Марат – все они были якобинцами. Маккаски озабоченно нахмурился.
– Не знаю почему, но в вашем присутствии мне так и хочется обнаружить хоть какие-то собственные исторические познания. О'кей. Итак, а что вы слышали о “Новых якобинцах”?
– По иронии судьбы я о них слышал, – ответил Роджерс, – и не далее чем сегодня. Альберто что-то говорил мне о французском полковнике из Национальной жандармерии, который ведет на них охоту.
– Должно быть, это полковник Байон. Опытная ищейка, да и охота его любимое дело. В течение семнадцати лет “Новые якобинцы” расправляются с иностранцами во Франции, главным образом алжирскими и марокканскими иммигрантами. Именно они являются мишенью для славных псов, берущих на себя ответственность за каждый киднепинг, за каждую расправу. Удары наносятся быстро и безжалостно, а исполнители исчезают.
– Семнадцать лет, – задумчиво произнес Роджерс. – А когда Доминик изменил свою фамилию?
– В точку! – улыбнулся Маккаски.
Роджерс уставился перед собой, мысленно сопоставляя факты.
– Значит, Жирар Доминик может быть членом, а скорее всего и возглавлять французскую террористическую группировку. Тогда, если об этом известно нам, это должны знать и сами французы.
– Нам придется подождать и послушать, что скажет Байон, – ответил Маккаски. – Мне сообщили, что он сейчас занят как раз связанной с этим операцией и не настроен отзываться на звонки.
Читать дальше