Фред Варгас - Когда выходит отшельник

– Промах – это на нее не похоже.

– Но она была поглощена своей ролью, которую играла мастерски с самого начала. Роль моей невольной помощницы, непосредственной, деятельной, любопытной, из осторожности старавшейся временами казаться глуповатой и наивной. Это замечательно, Луи, настоящее произведение искусства. И в то утро она так хорошо вжилась в эту роль, что изобразила неподдельную злость, которую и должна была почувствовать моя помощница, – такую же, какую испытывала Ретанкур. Но она на секунду забылась и перестала быть Ирен. И промахнулась.

– Нет. Не думаю, что такая женщина способна совершить ошибку. И почему она оставила те волосы на месте преступления? Почему не настоящие волосы Луизы? Ей это не составило бы труда.

– Потому что у нее железные моральные принципы. Она никогда не имела намерения переложить свои преступления на плечи другого человека – ни мужчины, ни женщины.

– Тогда зачем было оставлять волосы, так похожие на Луизины? Ради шутки?

– Чтобы выбить почву у меня из-под ног. Она прекрасно понимала, что я подозреваю Луизу. Получив эти волосы, я буду и дальше носиться с этой версией. И снова потерплю поражение.

– Нет. Зачем она старалась попасться тебе на глаза? Почему не захотела остаться в тени, никому не известной? Тогда она не подверглась бы ни малейшему риску.

– Зачем? Почему? Эта твоя майевтика, Луи…

– Я хочу ее понять. Ответь на мой вопрос: почему она старалась попасться тебе на глаза?

– Потому что у нее не было выбора. Если ты помнишь, мы с ней встретились в Музее естественной истории. Она узнаёт, что я расследую гибель людей от паучьего яда. Что кто-то, а самое неприятное, полицейский высказывает сомнения относительно этих смертей. Это тяжкий удар. Сориентировавшись на месте, она завязывает со мной знакомство, чтобы наблюдать за ходом следствия. И влиять на него, направлять в нужную сторону, как с этими волосами в кладовке.

– А зачем она пришла в музей?

– Кроме промаха по телефону, это стало ее единственной серьезной ошибкой. Она перестаралась. Хотела выяснить у специалиста, могут ли эти смертельные случаи вызвать хоть малейшее подозрение. Она могла уйти оттуда успокоенной. Но встретила полицейского.

– А между тем именно благодаря ей, ее рассказу о беседе Клавероля с Барралем мы вышли на “Милосердие”.

– Она исключительно умна. Сообразила, что я не брошу расследование. Поняла это настолько хорошо, что прямо в “Звезде Аустерлица” дала мне наводку на сиротский приют. Зная, что мы будем разрабатывать версию укушенных мальчиков. И это даст ей достаточно времени, чтобы завершить свое дело. Ей оставалось убить троих, и нужно было все закончить – любой ценой.

Вейренк нахмурился.

– Несмотря ни на что, это лишь косвенные доказательства. Суду не будет дела до того, что ее имя Ирен, а фамилия Рамье. Остается только ее оговорка по телефону, и невозможно доказать, что ты не исказил ее слова.

– Если бы я это сделал, пузырьки не начали бы нагромождаться один на другой.

– Я тебе толкую о том, какое мнение сложится у судьи, адвоката и присяжных, которым нет никакого дела до твоих пузырьков. Если бы ты ничего не знал об отшельнице из Лурда, она с легкостью выпуталась бы из этой истории.

– Нет, Луи. Это просто продлилось бы еще какое-то время, вот и все. Психиатр указал нам путь: искать девочку, которую держали взаперти, некую современную отшельницу. Если бы мы обратились в СМИ, рано или поздно кто-нибудь заговорил бы об отшельнице с луга Альбре. И мы провели бы раскопки.

– А потом? Ее ДНК нет в картотеке.

– Даже без этих раскопок, имея в наличии десяток трупов, мы в конце концов сумели бы убедить судью, привели бы в движение ржавый бюрократический механизм, и нам сообщили бы новое имя дочери Сегена. И достали бы из хранилища вещественных доказательств топор, которым был зарублен папаша. Мы бы все узнали. А сейчас просто нашли более короткий путь, вот и все.

– Мы узнали бы, что она дочь Сегена. Но какая из двух? С чего ты решил, что в голубятне поселилась не младшая, Аннетта?

– Лесной голубь, Луи, мы опять возвращаемся к нему. Чердак, обиталище голубей, где прошло ее детство, настолько отпечатался у нее в мозгу, что она, выбирая себе имя, первым делом подумала о голубе. Оказавшись на свободе, она много раз ходила в Лурд, ища поддержки у своей святой тезки.

– И знала о существовании голубятни на лугу Альбре.

– Где гнездились дикие голуби. Где она решила свить себе гнездо. Получить там последнее прибежище.