Луиза Пенни: Смертельный холод

Мир был жестоким и бесчувственным местом.

И теперь Сол верил в это.

Он ненавидел Си-Си де Пуатье.

Сол встал с кровати, оставив Си-Си разглядывать ее книгу, ее истинного любовника. Он посмотрел на нее – она то расплывалась перед его глазами, то снова обретала четкость. Он наклонил голову к плечу, подумав, что, наверное, опять выпил слишком много. Но ее очертания снова стали размазанными, а потом снова резкими, словно он смотрел сквозь призму на двух разных женщин: одну – красивую, гламурную, жизнерадостную, и другую – жалкую крашеную блондинку, сплошной комок нервов, ощетинившуюся и грубую. И опасную.

– Это что? – спросил Сол.

Из корзинки с мусором он извлек папку. Ее назначение было очевидным – портфолио художника. Оно было красиво и тщательно переплетено и напечатано на специальной пухлой бумаге. Сол открыл портфолио – и у него перехватило дыхание.

Внутри находилась серия работ, наполненных светом, словно излучающих сияние с великолепной бумаги. У Сола защемило в груди. На картинах был изображен прекрасный и в то же время уязвленный мир. Но по большей части это был мир, в котором все еще существовали надежда и утешение. Художник явно видел этот мир каждый день, жил в нем. Как и Сол, когда-то живший в мире света и надежды.

Работы казались простыми, но на самом деле были очень сложными. Изображения и цвета наслаивались один на другой. Для достижения желаемого эффекта, видимо, было потрачено немало часов и дней.

Сол вгляделся в одну из этих работ. Величественное дерево, воспарявшее в небеса, словно устремлялось к солнцу. Художник сфотографировал его и каким-то образом сумел передать ощущение движения, но так, что зритель при этом не оказывался дезориентированным. Нет, работа была изящная, успокаивающая и, самое главное, сильная. Кончики ветвей как будто растворялись или становились нечеткими, словно даже в их уверенности и целеустремленности была крохотная доля сомнения. Это было блестяще.

Все его мысли о Си-Си были забыты. Сол забрался на дерево, чуть ли не ощущая его грубую кору на ладонях; он словно опять сидел на коленях у дедушки и прижимался к его небритому лицу. Как художнику это удалось?

Сол не сумел разобрать подпись. Он перелистал остальные страницы и ощутил, как на его замороженном лице медленно появилась улыбка, как его ожесточенное сердце помягчело.

Может быть, если ему удастся избавиться от Си-Си, он вернется к своей работе и будет делать вот такие вещи.

Он выдохнул всю темноту, которая скопилась в нем.

– Так тебе нравится? – Си-Си помахала перед ним своей книгой.

Кри осторожно надела костюм, стараясь не порвать белый шифон. Рождественские праздники уже начались. Она слышала, как ребята из младших классов распевали: «Его колыбель в яслях вместо крова», хотя ей подозрительно слышалось «корова». Уж не относится ли это к ней? Не смеются ли они все над ней? Она прогнала эту мысль и продолжила одеваться, тихонько напевая себе под нос.

– Кто это? – раздался в переполненной шумной комнате голос мадам Латур, учительницы музыки. – Это кто там напевает?

Лицо мадам, напоминающее яркую птичку, выглянуло из-за угла, за которым Кри изо всех сил старалась одеться без посторонней помощи. Кри инстинктивно попыталась прикрыть костюмом наготу своего полуобнаженного четырнадцатилетнего тела. Конечно, это было невозможно. Слишком большое тело и слишком мало материи.

– Это ты пела?

Кри уставилась на нее, боясь произнести хоть слово. Мать предупреждала ее об этом. Предупреждала, что никогда нельзя петь на публике.

Но сегодня ликующее сердце подвело ее: у нее действительно вырвалось что-то похожее на пение.

Мадам Латур окинула взглядом громадную девочку и почувствовала, что съеденный ею ланч подступил к горлу. Эти жировые валики, эти жуткие ямки, нижнее белье, исчезающее в складках тела. Невыразительное лицо с широко раскрытыми глазами. Учитель-естественник, месье Драпо, говорил, что Кри лучшая в классе, а вот другой учитель сообщал, что в этом триместре одной из тем, которые они проходили, была «Витамины и минералы», и Кри, вероятно, проглотила учебник.

И тем не менее она участвовала в празднике и готова была показать себя во всей красе, хотя для этого нужно было очень сильно постараться.

– Поторопись. Скоро тебе выходить.

Мадам Латур вышла, не дожидаясь ответа. Это был первый рождественский праздник, в котором участвовала Кри за пять лет учебы в Женской школе мисс Эдвардс. Все прошлые годы, когда остальные ученицы готовили себе костюмы, она готовила невнятные извинения. Никто и не пытался переубедить ее. Напротив, ей поручали работать с осветительной аппаратурой, потому что у нее, как говорила мадам Латур, была техническая жилка. А это означало, что для всяких человеческих эмоций жилки у нее нет. Так что за всеми предшествующими рождественскими праздниками Кри наблюдала в одиночестве из темноты, глядя на хорошеньких, сияющих, талантливых девочек, которые танцевали и пели песни о чуде Рождества, купаясь в лучах света, обеспечиваемого Кри.