Дэй Кин - Моя плоть сладка (сборник)

Голос Бенколина доносился до меня откуда-то издалека. В голове у меня билась только, одна мысль, выраженная словами Бенколина: «Да, это он убил свою дочь». Я молча уставился в камин. Это утверждение было настолько нереальным, настолько невероятным, что вначале я даже не испытал никакого волнения. Все, о чем я мор вспомнить, — это мрачная библиотека с окнами, залитыми дождем. Я видел мужчину с лысой головой и пышными усами, его тяжелый взгляд.

Резкий возглас оборвал мои мысли. Я пришел в себя.

— Вы донимаете, о чем говорите? — воскликнул Шамон.

— Видите ли, — продолжал Бенколин,— любой человек носит часы на левой руке. Если, конечно, человек не левша. Если он левша, то носит часы на правой руке. Другими словами, часы находятся на руке, противоположной той, которой производят основные действия— пишут, держат ложку, вилку и... нож. Потому я и не мог понять, как человек мог носить часы на руке, в которой он держал нож. Но, конечно, когда у человека одна рука...

Слова Бенколина заставили нас подумать о полковнике Мартеле как об убийце. Все это казалось дурным сном. Шамон с безумным выражением лица схватил Бенколина за руку.

— Я спрашиваю,— прохрипел он,— я спрашиваю вас: это упражнение в красноречии или...

Бенколин очнулся от своей задумчивости.

— Да,— кивнул он,— да, вы имеете право знать это. Я сказал вам, что это было странное преступление. Странное, никакого мотива. Старый игрок дал нам возможность поломать голову. Он не был готов добровольно отдать себя в руки полиции. Но ключи к разгадке, он бросил нам прямо в лицо и, поскольку мы догадались и поняли его намек, он признаёт себя виновным.— Бенколин неторопливо сбросил руку Шамона.— Спокойнее, капитан! Вам не нужно действовать таким образом. Он уже признался во всем.

— Он... что?

— Я разговаривал с ним менее пятнадцати минут назад. Послушайте! Успокойтесь вы все и позвольте мне рассказать, как все это случилось.

Бенколин сел. Шамон тяжело дышал.

— Вы любите пускать пыль в глаза,— сказала Мари Огюстен. Она все еще держала отца за руку.— Разве это все было необходимо? Я думала, что вы хотите обвинить папу!

Старый Огюстен часто заморгал и облизнул губы.

— И я тоже,— признался я,— Весь этот разговор... Я только удивлялся рациональному отцовскому поведению. Это было невероятно! Но днем... я подумал, что это может быть правдой. И все-таки я ничего не понимаю. Вчера днем, когда ты был в плохом настроении, ты неожиданно сказал: «Если ее отец знал, если ее отец знал...» — Я снова вспомнил ту сцену.— Мне показалось, что ты говоришь о мадемуазель Огюстен.

Бенколин кивнул.

— Так и было, Джефф. Но эти размышления заставили меня подумать и о мадемуазель Мартель. И то, что эта мысль показалась мне невероятной, делает меня величайшим тупицей. Я снова повторяю тебе: я плохо провел это дело. Вчера ночью мадемуазель Огюстен могла сказать нам, кто убийца, она должна была видеть, как он вошел в музей. Но я... О, великий боже! Я был настолько глуп, что считал убийцу членом клуба, которого она защищает. Моя собственная нетерпимость заставила меня отказаться от других вопросов. Да любой полицейский сделал бы это лучше меня. Да, да, мадемуазель! Я пытался быть умным, а оказался дураком. Но я задам вам один вопрос.

Бенколин резко повернулся к нам.

— Граф де Мартель ростом около ста семидесяти пяти сантиметров, коренастый. У него лысая голова, большие усы песочного цвета, проницательные глаза под нависшими бровями, ходит он неестественно прямо. Одет старомодно, носит монокль на черной резинке. Вы не могли не заметить отсутствия руки. Он такой человек, что вы не могли бы не обратить на него внимания.

Мари Огюстен нахмурилась и тут же покраснела.

— Я хорошо помню его, мсье,— насмешливо сказала она,— Он купил билет поздно вечером... где-то после одиннадцати. Я не видела, как он выходил из музея, но дело не в этом. Я не могла бы не заметить... Это восхитительно! Я давно могла вам сказать. Но, как вы отметили, мсьё, боялась, что вы слишком коварны.

Бенколин наклонил голову.

— Наконец-то теперь я могу вам сказать...

— Мсье,— перебил его Шамон,— я утверждаю, что вы не знаете этого человека! Он... гордый, настоящий аристократ и...

— Я знаю его,— мрачно проговорил Бенколин.— Поэтому-то он и убил свою дочь. Вспомните историю Рима и проведите аналогию. Виргиния убила свою дочь, Брут отправил своего сына на плаху... Это Дьявольски гнусно... Не похоже на рациональных отцов. Вспомните легенды о римских отцах и спартанских матерях. Но здесь... Опустите немного лампу, мадемуазель, мои глаза...