Затарахтел мотор на катере. Врубив скорость, здоровяк дал полный газ. Некрасов стрелял торопливо и, кажется, раза два из четырех попал. В кармане маскировочной куртки убитого нашел еще одну обойму. Выпустил вслед и ее. «Амур», замедлив ход, шел рывками. Патронов к карабину больше не было. Некрасов опустился на мох, провожая взглядом дымящийся катер. Намочив и отжав платок, снова пытался тереть глаза.
— Подожди, я сама…
Он невольно вздрогнул. Ольга, запрокинув ему голову, осторожно промыла холодной водой лицо.
— Что там?
— Мелкие порезы. Как от стекла.
— Это осколками камня. Пуля ударила рядом. Зачем ты сюда пришла?
— Вон тот парень жив, — показала Ольга, — он шевелится.
Жилистый сидел, привалившись спиной к камню, сунув руку под телогрейку. Рубашка и брюки намокли от крови. Он тяжело дышал, невидяще уставившись перед собой.
— Где старики с маяка?
— Перевяжи…
Некрасов отогнул край телогрейки и посмотрел на раны.
— Сначала ответь, где старики?
— Они умерли… больно…
— Куда вы их дели?
— В воду…
— Что вы здесь ищете?
— Ищем… перевяжи… меня надо врачу…
— Давай перевяжем, — сказала Ольга, — я захватила с собой рубашку.
— Не надо, — Некрасов взял ее за руку, — отойдем у него агония.
Тела убитых стащили в неглубокую канаву, прорытую талой водой. Кто они были — эти люди? У жилистого — густо татуированные руки и даже на груди сквозь засохшую кровь проглядывает наколка в виде креста — знак воровской иерархии. Его звали Толя. Четыре неровных буквы на фалангах пальцев. Документов никаких. Второй на уголовника не похож и одет со вкусом — горные шипованные ботинки, пуховая куртка с маскировочной накидкой. В кармане начатая пачка сигарет, тисненый кожаный бумажник с деньгами и стилет с выкидывающимся тонким лезвием. Колбасу таким не разрежешь, а грудь просадит до позвонка. С хрустом переломил четырехгранный клинок и швырнул обломок к трупам. Ублюдки! Деньги сунул Ольге.
— Возьми, пригодятся… Славка где?
— Там, в доте.
— Пошли к нему.
Сигаретная пачка в пятнах засохшей крови. Некрасов, морщась, долго прикуривал, и Ольга видела, как тряслись его пальцы.
— Вдруг они вернутся?
— Вряд ли. Их всего двое и, кажется, я хорошо зацепил мотор на катере. Они не выйдут в море. Сейчас им нужна тихая бухта, чтобы осмотреть повреждения. Дай губную помаду.
Здесь же, на валуне, набросал контур острова.
— Давай отметим все бухты, в которых они могут укрыться. Возле маяка исключается — рисковать не станут. Дальше. Вот этот заливчик, где мы бросили шлюпку — там они вполне могут остаться, если, конечно, дотянут. На западной и северной оконечности такие бухты есть?
— Мало. Здесь большая галечная коса и сильный прибой. Напротив разбитой батареи есть небольшая бухта, но войти в нее тяжело — очень узкая горловина.
Некрасов отметил место бордовым помадным крестом.
— А там, дальше?
— Километра через два будет еще одна бухта, а следующая уже возле маяка.
— Ладно, начнем с этих двух.
Они ели картошку. Саян, облизываясь, следил за ними и ловко, на лету ловил брошенные половинки.
— Раньше он терпеть не мог картошки. Ел только рыбу. К осени круглым становится, как шарик, и шерсть лоснится. Его мама любила, баловала разными кусочками. Когда еду готовит, из кухни не выгонишь, а папа ругался — испортишь собаку.
Славка дразнил Саяна недоеденной картофелиной. Собака лаяла, прыгая вокруг него.
— С этими ребятами надо заканчивать, — проговорил Некрасов, — пока они не опомнились.
Он снова сортировал патроны к люгеру. Более или менее надежных не набиралось и обоймы. Правда, имелось еще ружье и два десятка пулевых и картечных зарядов к нему.
— Нам надо идти вместе, — проговорила Ольга, — эти бухты трудно найти.
— А Славка?
— Мы оставим его в доте. Я закрою дверь изнутри и вылезу в окно.
— Амбразуру… — рассеянно поправил Некрасов.
Ольга обняла сына.
— Славуня, ты побудешь здесь с Саяном часа два или три?
— Я тоже хочу с вами.
— Нельзя. Сиди тихо и никому не открывай.
— А если вас долго не будет?
— Мы вернемся… — она запнулась и посмотрела на Некрасова.
«Что, если мы действительно не вернемся?» — понял он вопрос в ее взгляде.
— Лучше останься с ним, — сказал Некрасов.
— Нет, нет. Без тебя нам все равно не выбраться. Я не буду обузой и стрелять умею, ты же знаешь…
— Знаю, — усмехнулся Некрасов, — конечно, знаю.
Женщина, которая, может быть, ждала его в городе, называла себя Алей. Некрасову она нравилась, и он даже подумывал о том, чтобы остаться с ней совсем. Удерживали кое-какие мелочи и прежде всего шестнадцатилетняя дочь Али, которая Некрасова презирала.
Читать дальше