Владимир Першанин - Мы умрем в один день

Человек у катера закурил и отошел шага на три от ружья. Они узнали друг друга. Некрасов и пятидесятилетний грузный мужик, с которым они столкнулись тогда в сарае.

— Откуда вы взялись? — спросил Некрасов.

Ствол карабина смотрел грузному в живот.

— Игорешка тоже убит? — вопросом отозвался тот, показывая большим пальцем направление. И, не дожидаясь ответа, устало опустился на борт катера. — Я знал, что этим все кончится…

В год, когда умер Сталин, Пашка Бородин дослуживал срочную на пограничном сторожевике. Под конец службы, где хитростью, а где усердием, выдурил он нехлопотную должность вестового при капитане. Будь он простым матросом, скорее всего, не запомнил бы вообще то плавание к Последнему летом пятьдесят третьего года и теперь, спустя сорок лет, не оказался бы снова в этих Богом проклятых местах.

В начале июня на корабле неожиданно объявились два морских инженера, капитан второго ранга и капитан-лейтенант. Их взяли на борт в Североморске вместе с громоздким багажом — пятью деревянными ящиками и зачехленной треногой со стереотрубой. Экипажу сообщили, что на одном из островов будет испытываться новый вид оружия. Предупредили, что задание ответственное, языки держать за зубами. К Последнему шли почти трое суток, несколько раз меняли курс, два раза подплывали к другим островам, но они, видимо, не годились для испытаний, а может, запутывали экипаж, как думал впоследствии Бородин.

Оба инженера высадились в бухте, сторожевик отошел и сутки стоял на якоре в двух милях от берега. За это время команда слышала несколько взрывов, а потом по сигналу ракетой корабль забрал инженеров и лег на обратный путь к Североморску. Оба капитана выглядели довольными и даже рассказали, что испытывали новую мощную взрывчатку для глубинных бомб.

В Североморске попрощались, и через месяц-другой эпизод почти изгладился из памяти команды. Забыл бы о нем и Пашка Бородин, если бы капитан сторожевика не вменил ему в обязанность ухаживать за гостями, приносить чай, убирать каюту. Оба инженера крепко поддавали, особенно на обратном пути. Когда пили вместе с капитаном, больше говорили о бабах, а когда оставались одни, начинали обсуждать свои проблемы. Через пару дней Бородин понял, что они такие же моряки, как он балерина.

Оба позорно именовали гальюн уборной, расстояние измеряли в километрах, а не в милях, как это делают на флотах всего мира, и при этом делали умный вид. Из обрывков и недомолвок, Пашка вскоре понял, что оба сухопутных моряка принадлежат к ведомству Берии. Во всяком случае, между собой они часто повторяли: «Лаврентий, Лаврентий сказал…» Понял он еще, что на острове энкаведэшники что-то спрятали, потому что услышал и такую фразу: «С валютой ничего не случится, пусть хоть сто лет лежит». Ящиков с ценностями, судя по их недомолвкам, было три, и оба были обеспокоены, чтобы не ошибиться в нанесении, их координат на карту.

Павел Григорьевич Бородин рассказывал не спеша, делая паузы, подолгу вертя перед глазами потухшую сигарету.

— Время прошло, я демобилизовался. Конечно, любопытство иногда заедало, вот бы поискать, что они там прятали, но с МГБ шутки хреновые, лучше ничего не помнить. Уже в восьмидесятых годах, когда эта чертова перестройка началась, приехал как-то в Москву, и свел меня случай со старым приятелем. Он в свое время имел отношение к ведомству Берии. Выпили мы, я и рассказал про тот рейс. Приятель подтвердил, что это вполне могли быть люди Лаврентия. Берия тогда активно готовился к захвату власти и, по слухам, создавал тайники на случай провала. Вполне возможно, что на острове и был один из таких тайников. Ну, поговорили и расстались, приятель всерьез к моему рассказу не отнесся, а у меня из башки никак этот остров не выходил. Начал потихоньку прикидывать, как и что, карты морские достал, с грамотными людьми посоветовались. Да и сам я вроде не новичок, пять с половиной лет на флоте оттрубил. Дело упиралось в деньги, и сумма на расходы получалась внушительная: билеты на самолет, палатки, харчи, снаряжение; и самое главное — купить катер или большую рыбачью лодку. И дернул меня черт с зятьком своим непутевым поделиться — он как раз тогда из тюрьмы в очередной раз вышел. Ну, Игорек сразу загорелся, планы начал строить, ему, ясное дело, лишь бы не работать. Привлек в компанию еще одного приятеля…

— Валентина? — спросил Некрасов.

— Ага. Они когда-то вместе сидели. Правда, потом Валентин с воровством завязал. По шабашкам шатался, а последние годы в Якутии подрабатывал — деньги у него водились. Он сразу согласился, жил один, ни детей ни плетей — ему все равно куда ехать. Ну вот, значит, прилетели мы втроем на побережье, начали искать посудину. Купили кое-как за две цены рыбачий баркас, а тут непогода. В общем, только через две недели до острова добрались. Разбили его на квадраты и давай шарить по всем щелям, как тараканы. Честно говоря, я в успех особенно не верил, но первый ящик мы нашли уже дней через восемь. Валентин его обнаружил в колодце под взорванной башней, немного камнями присыпан был. Внутри ящика саквояж кожаный, а в нем деньги триста тысяч, пакет с золотыми монетами, а немного позже, когда перетряхивали саквояж, нашли чек на две тысячи фунтов стерлингов. Как мы поняли, один из банков Англии.