Анатолий Ковалев - Кровавый источник

— Подробности мне неизвестны. Труп нашли под утро на берегу речки. Пуля в висок.

— А Гордеев был один?

— Как? — поднял тот глаза на Балуева — теннисный сет продолжался.

— Меня интересует, не было ли поблизости еще трупа?

— Тебе что, мало, голуба?

«Будем надеяться, что Ксения Обабкова жива, — вздохнул Гена. — Хотя если Фан «замочил» ее в другом месте, то Поликарп не обязан об этом знать».

Между тем Карпиди снова запел старую песню:

— Вот почему я стою за объединение, Володенька. Ведь все эти убийства не просто так. Кто-то из тех, что под столом, уже не насыщается крошками. Ему мало. Ему охота пирога. Да еще, пожалуй, не один кусок захапает! Ишь, как развернулся, мухомор-поганка!

— Почему ты так думаешь? Может, он как раз сидит за столом вместе с нами? — Мишкольц теперь пользовался его же аллегориями.

Поликарп испытал некоторое замешательство, которое постарался скрыть. Ведь в данный момент с ними за столом сидел он.

— А я так не думаю. Люди нашего круга действуют в открытую.

Владимир Евгеньевич не стал его переубеждать, он считал, что они и так здорово засиделись.

На прощание Поликарп совсем уж залился соловьем:

— Я к тебе, Володенька, отношусь с уважением. Со всей любовью, так сказать. Я всегда уважал евреев. Еще в детстве мама водила меня в гости к евреям, к хорошим людям. Они меня угощали чем-то… Не помню, как называется…

«Почему же мама не научила тебя элементарному такту?» — со злостью подумал Геннадий.

Мишкольца такие речи вообще покоробили. Он никогда не считал себя, евреем. Иудеем — да. Но ведь хазары в свое время тоже приняли иудаизм. И русским он себя не считал. Может быть, только немного — чикоши, гайдуком альфёльдских степей.

— Надо бы проверить насчет Гордеева, — подсказал шеф, когда они выехали на шоссе, оставив позади зловещий поселок, с лесом, кладбищем и луной. Луна будто нарочно надолго затянулась облаками. — Я не верю ни единому слову этого проходимца!

«Разозлился Вова, — подумал про себя Балуев, — не любит, когда на него клеят ярлыки. А кто любит? Тут, пожалуй, Поликарп переборщил. Боров неотесанный!»

Геннадий явился домой в третьем часу. Марина ждала его на кухне, читала Нострадамуса и сборники «Народная медицина».

При виде мужа ее лунообразное лицо растянулось в улыбке, и она тихо заплакала.

— Ты чего не спишь?

— Жду…

— Я мог бы и утром приехать. Сказал же по телефону — не жди.

— Опять дела?..

— Ты снова со своими подозрениями? — взмолился Балуев.

— Нет-нет! — поторопилась успокоить его Марина.

Нет-нет, она не подозревала. Она ему верила. Потому что в полночь позвонила Светке, и трубки никто не поднял. И тогда позвонила Стародубцеву.

— Дима, они опять где-то гуляют! — разрыдалась Марина.

— Кто? — не понял он спросонья.

— Светка с моим!

— Погоди-ка! Сейчас проверю! — попросил он и пошел взглянуть, на месте ли Света, а Марина покорно ждала у аппарата.

Света оказалась на месте, на соседней подушке. Звонок ее не разбудил, а разбудил дикий хохот Стара.

— Ты чего? — потерла она глаза.

— Твоя подруга звонит и утверждает, что ты в данный момент трахаешься с ее мужем. Может, во сне? Признавайся! Или он спрятался под кроватью? — Дима встал на корточки и еще громче заверещал: — Я так и знал. Он под кроватью! Я — рогоносец! — И он выволок оттуда заспанную, зевающую Чушку.

Она так и оставила его на полу помирающим со смеху, сама же в гневе бросилась к телефону.

— Ты что, совсем о… ла?! — закричала она, и Марина чуть не выронила трубку от счастья. Шестиэтажный мат Светланы бальзамом ложился ей на сердце. — Лечиться надо, идиотка! Пожалела бы мужа! Ты подставишь его когда-нибудь под пулю!

После такого бомбоудара, нанесенного противнику, Кулибина заперлась в ванной. Включила воду. Закурила. Руки тряслись. Слезы брызнули сами собой. Губы шептали: «Геночка, милый Геночка! Где ты сейчас? Я боюсь за тебя…»

Последние слова Светланы про пулю напугали Балуеву. Уснуть она уже не могла.

— Я тебе верю… — Она недоверчиво обнюхивала его пиджак, вешая на плечики. — Есть будешь?

— Я не голодный.

— Тебя уже накормили? — Слезы снова были на подходе.

— Мы с Володей перекусили.

— Где? — вырвалось у нее само собой.

— Неужели это так важно? Не в борделе, успокойся. Я устал…

Он прилег на диване в гостиной. Она устроилась у него в ногах.

— Ты, по-моему, многое от меня скрываешь… — начала она. — Я живу с тобой в одной квартире и не знаю, с кем живу. Что ты делаешь, когда приходишь так поздно?..