Анатолий Ковалев - Кровавый источник

Дима заткнул кулаками уши и, перекрикивая сверлящую висок «солягу», заорал:

— Нет! Не надо! Уйди от меня! Уйди! Это не моя была машина! Не моя! Я ничего не видел! Ничего не видел! Ничего!

Света рванулась сначала к нему, потом к музыкальному центру, опрокинула фужер с виски, ногу обожгло льдом. Наконец она дотянулась до стоп-клавиши и с силой надавила ее. Все стихло. Дима тоже больше не кричал, только тихо, протяжно скулил.

Она обняла его. Он крепко, как младенец, прижался к ней и заплакал.

— Что с тобой, глупенький Джек? Это же «Слейд». Наша любимая «Мама»…

Его лихорадило.

— Ты заболел? У тебя, наверно, температура. Выпей-ка таблетку. — Она поднялась, чтобы взять из аптечки лекарство, но услышала, как он прохрипел ей в спину:

— Не надо… Ничего не надо… Сядь со мной…

Она села на край кровати и вдруг рассмеялась, глядя на его взлохмаченную голову и растерянный вид.

— Ну, ты даешь! Так перетрусил! «Это не моя была машина!» — передразнила она его. — А чья? Тебе снилось про машину?

— Да… наверно… — Он нахмурился.

— Эх, Димка, Димка! Совсем ты какой-то чокнутый стал! Я сегодня случайно в киоске увидела эту кассету с «Мамой». И очень обрадовалась. Сразу вспомнила школу. Десятый класс. Актовый зал. Ты выходишь на сцену и говоришь те же самые слова, только по-русски: «Все удобно расселись? Хорошо. Тогда начнем». А рядом стоит Валька с бас-гитарой. А в глубине сцены за барабанами сидит Андрей. Он машет мне оттуда рукой. Я делаю вид, что не замечаю. Я гляжу только на тебя. Все девчонки глядят, потому что без памяти влюблены. И я тоже…

Он уткнулся лицом в колени, чтобы Света не видела, какой болью отдаются в нем ее слова.

Школа переполнялась слухами. Десятый «А» снова оказался в центре внимания, потому что назревал очередной грандиозный скандал. Не класс, а вулкан Везувий. А ведь ребята подобраны один к одному, из приличных семей. Из шести восьмых классов склеили два девятых, отсеяв троечников и хулиганов. И действительно, получили неплохой результат. Девятиклассники закончили год с высокими показателями. Были дисциплинированны и прилежно посещали раз в неделю учебно-производственный комбинат.

На следующий год что-то случилось с десятым «А». Началось брожение умов, как сказал бы классик. А всему виной эта неразлучная троица — Стародубцев, Кулибин, Кульчицкий. Они решили вывернуть мир наизнанку. Больше всего страдала от их выходок Людмила Ивановна, классный руководитель, преподаватель истории и обществоведения, парторг школы. Людмила Ивановна считала себя современной женщиной и понимала молодежь лучше, чем кто-либо другой. Так, во всяком случае, говорили. Самой же ей едва перевалило за тридцать, она была обаятельной, миловидной блондинкой, с открытым взглядом и широким кругозором. В классе ее любили.

То, что произошло второго сентября на уроке алгебры, Людмиле Ивановне скорее понравилось, чем наоборот, но требовалось срочно принять меры, и она, как это ни удивительно было для того времени, поддержала ребят.

А случилось вот что.

Старая учительница математики уехала в Чехословакию вместе с мужем-военным. Она вела у них предмет три года, и ребята, конечно, расстроились, узнав о таком предательстве. Иначе это не расценивалось, ведь через девять месяцев сдавать выпускные экзамены.

Новую решено было встретить в штыки. Никто ее не слушал. Все делились друг с другом впечатлениями о лете. Особенно неистовствовал на задней парте Радька Мурзин. Он кривлялся, хохотал, строил девчонкам обезьяньи рожи. В каждом классе имеется свой клоун.

Он-то в конце концов и «достал» новую учительницу, которая пыталась держаться с достоинством. Она спросила, как зовут классного клоуна. Ей ответили. И тогда она выдала громко и отчетливо, чтобы слышали все:

— Недаром говорят: «Незваный гость хуже татарина».

В классе сразу установилась тишина. Все с интересом посмотрели на учительницу, будто только что ее увидели. Никто ведь никогда не задумывался над вопросом: татарин ли Радик Мурзин?

Довольная произведенным впечатлением, учительница хотела уже вернуться от устного народного творчества к функциям и интегралам, как вдруг услышала за спиной:

— Может, вы подробнее расскажете об этой истории.

Она обернулась. Мальчик, сидевший за второй партой возле окна, показался ей симпатичным: загорелый, сероокий, с улыбкой на толстых губах и, главное, светловолосый, хоть и обросший немного, взлохмаченный, — не беда!