Анатолий Ковалев - Кровавый источник

— Вы слышали? Стреляли… — Старушка растерянно развела руками. — Может, убили кого? Надо бы посмотреть.

«Нос» кивнул и выбрался наружу. Но любопытных внизу и без того было достаточно.

— Мужчина дышит! — обнаружил кто-то, перевернув на спину человека в сером пальто.

— А женщина, кажется, того… — произнес другой, побывав в кабинке лифта.

— Не входите в лифт! — строго приказал третий. — Милиция приедет, а следы затоптаны!

— А кто вызвал милицию?

Оказалось никто, а вот в «Скорую помощь» позвонили.

Старушка, доковыляв до первого этажа, только качала головой, приговаривая:

— Вот до чего дожила! В родном подъезде убивают! — и тут же поставила в известность присутствующих: — А эту женщину я знаю. Она с четвертого этажа. У нее еще маленький сын. Надо бы подняться.

«Нос» бросился наверх. Ему открыла Катя.

— Там… ваша… сестра в лифте лежит!

Фраза получилась абсурдная, но она сразу догадалась, о ком идет речь, и побежала вниз, крикнув Кольке:

— Я сейчас приду!

Возле лифта стоял неусыпный страж с толстым брюхом, с трудом запихнутым в шерстяной пуловер, побитый молью, и строго-настрого запрещал гражданам топтаться.

У Кати брызнули слезы. Она растерялась.

«Нос» близоруко сунул под нос «пуловеру» указательный палец и возопил:

— По какому праву? Женщину необходимо перенести в дом!

— Только после милиции! — насупился «пуловер».

— Может, она еще жива?

— Не смешите людей! Взгляните на нее! Дохлее не придумаешь!

— Как вы смеете? Вы… Вы… — «Нос» не находил подходящего слова для «пуловера» и готов был в него вцепиться.

— Не надо, — жалобно попросила Катя, сморкаясь в носовой платок, и пояснила: — Там наверху ее сын.

— Ничего страшного, — не отставал «нос». — Скажите мальчику, что мама тяжело больна!

— Он все уже понимает! — замотала головой девушка и снова залилась слезами.

— И вообще не суйтесь не в свое дело! — с удовольствием хлестнул противника «пуловер».

— Как не стыдно — над трупом! — вмешалась сердобольная старушка и, явно отдавая предпочтение «носу», напомнила «пуловеру»: — Вы ведь взрослый мужчина!

Но не старушка угомонила спорщиков, а подоспевшая бригада «скорой помощи».

Человек в сером пальто, еще дышавший пять минут назад, скончался.

Отодвинув толстое брюхо в пуловере, молоденький светловолосый врач шагнул в лифт и присел на корточки. Он приподнял пальцами веки Кристины, взял бледную руку. Потом крикнул кому-то в проем парадной двери:

— Пульс прощупывается! Быстро — в машину!

Недавние спорщики помогли переложить Кристину на носилки, погрузить в салон. А там уже началась возня:

— Готовьте капельницу! Живо! Кислород!

Фан просчитался. Он не учел, что Кристина высокого роста, и, стреляя через спину, не смог скорректировать полет пули. И пуля не достала до сердца, ушла под ребра.

Фан никогда не стрелял дважды в один объект, убивал с первого выстрела.

Хромая, доплелся он до двери и сунул в замочную скважину ключ.

Квартира пропахла табачным дымом и уксусом. С утра варил пельмени и разлил бутылку с уксусом. Дурной, видно, знак! Воняло беспощадно. Сколько ни открывал на кухне окно, запах не выветривался!

Он поднес к потрескавшимся губам носик чайника и надолго присосался к нему.

Потом прошел в комнату, повалился на кровать. Закрыл глаза. Нога уже гудела.

«Некогда разлеживаться!» — сказал он себе.

Поднял с пола недочитанный детективчик в бумажном переплете и на обратной, чистой стороне обложки начеркал карандашом целое послание:

«Шурин!

Я делаю ноги. Меня накрыла баба Мишкольца. Как проведала, сучка, ума не приложу! Короче, я ее «замочил»! Но меня сфотографировали, поэтому оставаться в городе опасно. Подамся на родину. Если понадоблюсь, звони — телефон у тебя есть.

Фан».

И внизу еще приписал: «Не вздумай трогать Его без меня! Он — мой!»

Книгу с посланием он бросил на стол, а карандаш отшвырнул в угол.

Не меняя позы, все так же лежа на животе, он уснул ровно на двадцать минут, как Штирлиц. С той лишь разницей, что у Штирлица не болела при этом нога.

Через двадцать минут он встал, сполоснул холодной водой лицо и спустился вниз, к машине.

Поздним вечером того же дня Фан въехал в родной город.

Катя объяснила ему все сбивчиво, очень волновалась, плакала. Упомянула, что ей надо готовиться к сессии и совсем нет времени сидеть с Колькой.

Но ему некогда было выслушивать ее жалобы. Выяснив адрес больницы, в которую увезли Кристину, Мишкольц прервал разговор и кинулся в кабинет Балуева.