Анатолий Степанов - Любить и убивать

— Я сяду, — проинформировал о своих дальнейших действиях Сырцов, выдвинул стул из-за стола, прочно уселся. — Разговор, как я понимаю, будет длинный.

Мишаня тоже уселся. На кушетку. Фальшиво зевнул и сказал:

— Если только ты будешь говорить.

— С вопросами-ответами у нас с тобой как-то сразу не заладилось. Давай по-другому. Я у тебя просто попрошу: отдай кассету, Мишаня.

— Какую еще кассету?

— Обыкновенную. Для магнитофона. Которую тебе Маша велела спрятать.

— Нету у меня никакой кассеты, нету!

— Нет, а кричишь. Почему ты кричишь, Мишаня?

— Потому что ты мне надоел.

— Я только что пришел. Я не мог тебе надоесть.

— Надоел.

— Ладно, не будем препираться. Передо мной альтернатива, Мишаня. Несолоно хлебавши и поверив тебе, я удаляюсь понурив голову. Или, не поверив, я тебя связываю, кладу на пол и не спеша произвожу подробный шмон. Хотя, если честно, альтернативы нет: я вынужден буду привести в исполнение последний вариант.

— Я закричу, — пообещал Мишаня.

— А я тебе рот пластырем заклею, — пообещал Сырцов.

Мишаня хлопнул ладонями по коленям, поднялся с кушетки, прошел к письменному столу, открыл боковой ящик и, внезапно резко обернувшись, направил на Сырцова маленький револьвер. Приказал:

— Выкатывайся отсюда, ну!

Встал и вовсе не испугавшийся Сырцов. Встал и пошел на Мишаню. Медленно.

— Выстрелю! Выстрелю!

— А с трупом что делать будешь? Расчленять и выносить частями на помойку? Не при твоем пылком журналистском воображении! — Он подошел к Мишане вплотную и протянул руку: — Дай сюда. — Мишаня безвольно, как под гипнозом, отдал револьвер. Сырцов его взял, подбросил на ладони и назидательно продолжил: — Если сам не защищаешься, то выстрелить в человека очень трудно, Мишаня. Откуда у тебя эта штучка?

— Купил.

— А разрешение на нее у тебя есть?

— Нам, ведущим работникам газеты, милиция выдана лицензии.

— И ты купил этот пугач. Потому что красивый?

— Потому что маленький.

— Это в сказке маленький — всегда удаленький. А в жизни чаще всего наоборот. Ты осторожней с ним. По запарке можешь случайно себе пятку отстрелить. — Сырцов вернул револьвер Мишане. — Положи на место.

Мишаня покорно положил револьвер в ящик стола, а ящик задвинул. Сделав это, замер у письменного стола. Как по стойке «смирно».

— Давай пленку, — напомнил Сырцов.

Мишаня быстро взглянул на него. Встретились взглядами. Окончательно уяснив, что деваться некуда, Мишаня прошел к окну, покопался под подоконником, чем-то щелкнул, и в руках у него оказалась кассета.

— Ну, конспиратор! Ну, подпольщик! Ну, Сергей Костриков! Ну, мальчик из Уржума! — восхитился Сырцов. Если уж тайник, то обязательно в подоконнике. Да будет тебе известно, лет уж этак тридцать менты, зная таких, как ты, общий шмон с подоконников начинают. — Он взял протянутую Мишаней кассету. — А магнитофончика у тебя, случаем, не найдется?

Мишаня отодвинул фанерную (нижнюю) дверцу книжного шкафа, извлек двухкассетник и молча поставил его на стол перед Сырцовым.

— Скатерть испачкаем! — испугался Сырцов.

— Он чистый, — заверил Мишаня.

— Значит, слушал его недавно. Какую музычку в ночи ты слушал, а?

— Траурную, — натужно пошутил Мишаня.

— Перематывать надо? — вставляя кассету, поинтересовался Сырцов.

— Не надо. Она на начале.

— Так вот какую музычку в ночи ты слушал! — догадался Сырцов и врубил магнитофон.

Голос Маши.Как же ты за два года скурвился!

Мужской голос.Я еще выпью, а?

Голос Маши.Что зря спрашиваешь? Пей, только не напивайся.

Мужской голос.Алкоголики не напиваются, они отключаются. А водочка ничего, вполне приличная водочка. Я закурю?

Голос Маши.Кури, конечно, закусил бы сперва.

Мужской голос.Хорошо! Спасибо тебе, Маша. Только вот никак не могу докопаться до истоков твоей доброты. Что тебе от меня надо?

Голос Маши.Ничего, кроме твоих веселых рассказов о прошлом.

Мужской голос.Так. Так. Я еще выпью, а?

Голос Маши.Чего ты спрашиваешь? Пей, если хочешь.

Мужской голос.А водочка ничего, вполне приличная водочка. Что тебя конкретно интересует?

Голос Маши.Шестьдесят девятый год.

Мужской голос.Ласточка, так тебе в то время годика три было!

Голос Маши.Льстишь. Пять лет.

Мужской голос.А что случилось в том году? Не помню.