Татьяна Степанова - Тот, кто придет за тобой

Что-то вроде эликсира вечной и безбрежной, как море...

Жизни, что только лишь начинает предлагать свои дары – по уму, по хитрости, по деньгам...

А тут что же, сразу и конец – вот эти несколько жалких десятилетий, отпущенных после шестидесяти до полной дряхлости и глухого маразма?

Но юность юных...

Она подобна лекарству...

И эликсиру...

И вину забвения...

И маленькому счастью, которое можно купить за деньги или взять полюбовно.

Это уж как получится, как повезет.

Но это все глубоко личная философия, «былое и думы» после шестидесяти. А на всеобщее обозрение выставляется нечто подобное тому, что происходило тогда на вилле у бассейна – две полуголые шлюшки с четвертым размером бюста, он, резвящийся с ними в воде в роли бегемота в период гона, и... его молодой племянник-следователь, ставший свидетелем «разгула» и едва сдержавший свое презрение к охальнику дяде...

Проехали, простили, мальчик...

Все равно тебе до меня далеко...

Девица, так похожая на Мэрилин, в упор, отбросив церемонии, глянула на адвоката Ведищева. Грациозно поднялась и, покачиваясь на шпильках, двинулась через зал – нет, не к выходу, а туда, где скрывались туалетные комнаты.

О, туалеты этого знаменитого на весь мир японского ресторана, сколько всего они видели – сколько голых задниц мировых знаменитостей зависало над унитазами в лучах софитов.

Топ-модель...

Автогонщик...

Чемпион мира по теннису...

Актриса...

Герой блокбастеров...

Призер Евровидения...

И вот теперь Перчик...

Адвокат Ведищев встал, прервав ленч, и, как бывало в старину, эх!.. как хороший легавый, взял след.

– Вы не знаете, где тут можно курить?

Она уже открывала дверь «дамского» WC, когда он брякнул это своим хорошо поставленным адвокатским голосом.

Она оглянулась через плечо. И от этого ее жеста, этого огляда у Ведищева аж засосало под ложечкой. Не нимфетка... ушел тот возраст, но чертовски мила... Умишком, кажется, не блещет, но губы созданы для поцелуев, а грудь, а задница какая... просто сойти с ума... И наверняка, наверняка специально косит под Монро, и ей это идет, у нее получается, хотя и признано, что такие, как Монро, рождаются раз в столетие, но вот вам и доказательство обратного, и если рассмотреть это дело с другой стороны, то окажется...

Ты не в суде, уймись... скажи ей еще что-то быстро, а то сейчас уйдет... уйдет ссать... а ты не Борис Беккер... ты уже стар для таких финтов... вот так сразу, без ее помощи, без ее ласки у тебя все равно не получится, не встанет...

– Должна же быть тут курительная комната, правда? – он виновато, обезоруживающе улыбнулся.

– Наверное. – Перчик – Наталья Литте ангельски улыбнулась ему в ответ. (О, как покойный Валентин Гаврилов млел от этой ее улыбки! Ему и в голову ни разу не пришло, что это дьявольское притворство...)

– Может, вместе поищем?

– Здесь? Может, лучше спросить официанта или в гардеробе?

– А может, вместе поищем другое место? Тут как-то убийственно скучно сегодня, и я заметил, вы ничего не ели...

– А что еще вы заметили? – она смотрела на него. Длинные черные ресницы...

– Что вы очень красивы и грустны. Какие-то проблемы?

– Бросьте...

– Нет, правда. Какие-то проблемы, да? Я могу помочь, я адвокат.

– А я хочу писать, – она протянула ему сумочку из кожи питона. – Подержите, я скоро.

Перчик скрылась за дверью WC, вручив ему – по сути, первому встречному незнакомцу (так казалось адвокату Ведищеву) – все свое девичье достояние: телефон, ключи, губную помаду и еще что-то длинное и твердое, что прощупывалось сквозь тонкую выделанную кожу клатча снизу, на дне, но он внутрь не заглядывал – естественно, он не открывал клатч, он ждал.

И сердце его...

Старый идиот...

Не воображай себя Борисом Беккером в туалете ресторана «Нобу». Все равно вот так ничего не выйдет, только выставишь себя на посмешище и опозоришься. Нужна ласка... ее долгая умелая ласка... и она ее подарит – потом, позже, когда проведете этот день, а может, и следующий вместе, вдвоем.

Когда она вышла, обдав его запахом туалетной комнаты и своих духов, и протянула руку за клатчем, он вложил его в ее влажную после мытья лапку как подарок, а потом сжал ее пальцы, рывком притянул к своим пересохшим губам и поцеловал – немного неловко и ужасно старомодно.

Но она это оценила – он, адвокат с огромным опытом, понял это по ее взгляду.

Мирославу Бурлюк развезло после третьей рюмки хереса, и она переключилась на кошек. Словно щелкнули кнопкой пульта – она молола без умолку насчет родословной Калигулы, Траяна и Тита и о том, что жалеет, что «поспешила» со стерилизацией Мессалины, потому что от «этой стервы могли родиться золотые коты, и на этом можно было бы делать «бабуськи», только я, дура непрактичная, этого не сообразила, а когда дотумкала – кошачий поезд ушел...».