Татьяна Степанова - Тот, кто придет за тобой

Кто-то сказал, что там нет дна.

Сколько ни бросай камни...

Но это оказалось не так. Первый же брошенный туда, вниз, камень отозвался глухим всплеском.

– Осторожно, ты ее заденешь!

Да, да, конечно, она же там, внизу...

Слабый ветерок принес аромат шалфея и мяты. И еще пахло чем-то очень сильно – густой, животный запах.

Ферма – совсем рядом располагалась ферма и колодец...

Этот колодец... из него, наверное, поили скот.

На утоптанной площадке в землю был врыт низкий бетонный желоб – считалось, что по нему, когда включат насос, вода потечет, журча, наполняя поилку почти до краев.

Насос никогда не использовали. И коровы никогда даже близко не подходили к этому месту. Так чьи же следы отпечатались на влажной земле?

Солнце село, и по небу плыл, как лодка, бледный двурогий месяц, иногда цеплявшийся за рваные края облаков. Выглядел он плохо – словно больной, изъеденный проказой...

Царила тишина. Ни щебета птиц, ни гула машин на шоссе, пронзавшем лес, как стрела. Что-то неестественное во всем этом вязком тягучем безмолвии, как во сне...

Только они не спали. Их было четверо, и машина их, ярко светя фарами, стояла на краю лужайки.

Один из них держал в руках длинную веревку. Другой, опершись на бетонный край, заглянул вниз, в колодец.

Третий молча курил, смотря, как месяц на последнем своем издыхании борется с волной туч, как пловец... как больной, сбежавший из лепрозория...

Лучше утонуть, чем сгнить заживо...

А если не сразу утонешь?

Там, внизу, воды немного.

Но что же там тогда еще, ведь говорят, там нет дна...

Четвертый, с минуту наблюдая, как его товарищ медленно, словно нехотя, разматывает веревку, вырвал ее у него из рук.

– Что ты копаешься, болван? Она же там, внизу!

В это мгновение из колодца раздался звук... всплеск...

– Я же сказал, не смей бросать туда камни!

– Я ничего не бросал, – тот, кто смотрел вниз, испуганно отпрянул.

– Видел ее?

– Там темно.

– Я сейчас привяжу веревку к машине. Один сядет за руль, двое будут страховать, один спустится туда.

Он быстро пошел к машине, подогнал ее близко к колодцу, привязал веревку и...

– А кто спустится? – спросил тот, кто курил.

– Ты.

– Может, сам?

– Она там, внизу.

Утонуть лучше, чем заживо сгнить в протухшей воде. Барахтаясь и крича, сначала умоляя о помощи во всю силу глотки и легких, а потом просто плача, скуля и воя, затем лишь шепча пересохшими растрескавшимися губами... Столько воды, а не утолить жажды... И не утонуть, и не задохнуться...

Шепот...

Шорох...

Шорохи там, в темноте...

Там, внизу, как в аду – все призрачно и нет никакой веры происходящему, пока не увидишь своими глазами...

Тот, кто стоял у колодца, достал карманный фонарь и зажег. Пятно света выхватило стебли пожухлой травы и смятую пачку от сигарет. И край бетонного желоба, укрепленного на ржавом каркасе ржавыми болтами.

И тут где-то далеко за лесом завыла сирена «Скорой помощи», и сразу за этим звуком другие звуки хлынули потоком: рев грузовиков, мчащихся по шоссе, свисток отходящей от платформы пригородной электрички, семь нот, спотыкающаяся гамма, сыгранная чьей-то нетвердой рукой на черном пианино, привезенном вместе со старым барахлом на дачу...

Там, за лесом, где дома и участки...

Где столбы фонарей и антенны на крышах...

Лай собак...

И смех...

И отблески синих телевизионных экранов на темных стеклах террас.

Как в аду – все призрачно...

И нет никакой веры происходящему, пока не увидишь собственными глазами или пока кто-то не скажет...

– Ладно, я обвяжусь веревкой. – Тот, кто курил, так и сделал, тщательно проверил узел и взялся руками за бетонный обод колодца.

Темный круг.

– Эй, ты там? Отзовись!

Они прислушались. Всем почудилось одно и то же – всплески, всхлипы там, далеко внизу.

– Я спускаюсь! Ничего не бойся, сейчас мы тебя вытащим!

– Держи и пока не включай, батарейка садится. – Фонарик перекочевал в руки того, кто хотел спуститься.

Он перекинул ноги через край колодца.

– Осторожнее!

Его голова маячила над колодцем на фоне сумерек всего секунду, а потом он сорвался вниз.

– Осторожнее!! Легче!