Вульф умолк. Я встал и потянулся.
– Грязный латинос – вот и все, что я могу сказать.
– Нет, Арчи. Мистер Мануэль Кимболл – аргентинец.
– Для меня латинос. Я хочу молока. Принести вам пива?
Он отказался, и я отправился на кухню.
Мне полегчало. Порой ужасающая самоуверенность Вульфа основательно раздражала меня, но иногда она разглаживала мое чело, словно ласки целого сонма прекрасных дев. Так было и на сей раз. Прикончив достаточное количество молока с печеньем, я отправился в кино, где не пропустил ни единого кадра. Когда я вернулся домой, на улице все так же лило.
Зато понедельник выдался на славу. Я встал рано. Даже в Нью-Йорке омытый дождем воздух бывает свеж и приятен в лучах солнца, непостижимым образом растворяющих моторные выхлопы и миллион прочих запахов, сочащихся из окон, дверей, закоулков и люков. Дышать им сущее удовольствие. Я дал газу. К половине девятого я уже миновал Бронкский парк и выворачивал на парковое шоссе.
Ответов на объявление поступило более двадцати, и я внимательно изучил их. Около половины оказались липовыми: всякое жулье пыталось нагреть руки, да забавлялись разные придурки. Прочие были вполне честны, но относились к пастбищам, лежащим за пределами интересующей меня зоны. Очевидно, пятое июня выдалось богатым на незапланированные посадки самолетов посреди выгонов. Три же отклика не только многое обещали, но и согласовались между собой. Судя по всему, их авторы наблюдали одну и ту же посадку на лугу в паре миль к востоку от Хоторна. Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.
И тем не менее оказалось. В миле от Хоторна, следуя указаниям, данным в письме, я съехал с шоссе и погнал машину вверх по грунтовке, усеянной промоинами и основательно затвердевшей после дождя. Через некоторое время дорога сделалась такой узкой и с трудом различимой, что казалось, грозила исчезнуть в любую минуту. Тогда я остановился у какого-то дома и спросил, где живут Картеры. Выяснилось, что еще выше. И я поехал дальше.
Дом Картеров, стоявший на самой вершине холма, дышал на ладан – того и гляди развалится. Его не красили с самой войны. Двор сплошь зарос сорняками. Однако собака, поднявшаяся мне навстречу, оказалась дружелюбной и довольной жизнью, а белье, сушившееся на веревке, выглядело вполне достойно. За развешиванием остального белья на задворках я и застал миссис Картер. Она была жилистой и деятельной, один зуб у нее выдавался вперед.
– Миссис Т. Э. Картер?
– Да, сэр.
– Я приехал по поводу вашего ответа на мое объявление в воскресной газете. Насчет моей посадки на самолете. Ваше письмо весьма детально. Вы видели, как я садился?
Она кивнула:
– Конечно. Хотя объявление попалось на глаза не мне. Его прочитала Минни Воутер. Я рассказывала ей про самолет, а она вспомнила про него и в воскресенье днем принесла газету. Хорошо, что я ей рассказала. Конечно, я видела вашу посадку.
– Вот уж не думал, что меня было видно отсюда.
– Почему нет? Сами посмотрите. Холм очень высокий. – Она повела меня через двор и заросли сумаха. – Полюбуйтесь, какой вид. Муж утверждает, он стоит миллион долларов. Видите водохранилище? Вроде озера. – Она указала пальцем. – Вот там, на том лугу внизу, вы и приземлились. Я еще подумала: видно, что-то случилось. Решила, у вас что-то сломалось. Я не раз видела самолеты в небе, но посадку – еще ни разу.
Я кивнул:
– Все в порядке. Вы так обстоятельно всё изложили в письме, что и спрашивать-то практически нечего. Вы видели, как я посадил самолет в десять минут седьмого, потом выбрался из него и пошел лугом на юг, к дороге. Затем вы зашли в дом присмотреть за ужином на плите и больше меня не видели. В сумерках самолет все еще стоял там. Полдесятого вы легли спать, а утром его уже не было.
– Точно. Я подумала, лучше рассказать все в письме, потому что…
– Правильно. Полагаю, вы всегда поступаете правильно, миссис Картер. Вы описали мой самолет лучше, чем это сделал бы я сам. И это при том, что видели его с такого дальнего расстояния. У вас хорошее зрение. Кстати, не могли бы вы сказать мне, кто живет в том доме внизу, белом?
– Конечно. Миссис Уэлман. Актриса из Нью-Йорка. Ведь это Арт Баррет, что работает на нее, отвез вас в Хоторн.
– Ах, ну да! Да, именно. Премного обязан вам, миссис Картер. Вы поможете мне выиграть пари. Исход его зависел от того, сколько народу меня видело.
Я решил дать ей пятерку. Господь свидетель, она в ней нуждалась, судя по обстановке. И она увязала младшего Кимболла с делом надежнее, чем мешок с отрубями. Не знаю, насколько уверен был Вульф в виновности Мануэля до сего момента, но как-никак он решил не брать в оборот Анну Фиоре до прояснения всех обстоятельств того, что случилось пятого июня. Я же и вовсе не был уверен. Во мне никогда не было того доверия к моим ощущениям, которое Вульф питал к своим. Я частенько заливался из-за них петухом, но держал их под сомнением, пока не подкреплял весомыми доказательствами. Поэтому я счел, что на самом деле показания миссис Картер стоят много больше пятерки. Мы, считай, разделались с Мануэлем Кимболлом. Конечно, требовалось еще насобирать достаточно фактов, чтобы с ним разделались присяжные. Но что касается нас, он был готов. Миссис Картер сжала пятерку в руке и направилась к дому, бормоча, что белье само собой не выстирается.
Читать дальше