Я помчался в прихожую, выхватил трость из стойки и бросился назад. Вульф обходил стол. Он встал спереди, напротив кресла, потянулся к подносу и подтащил его к себе, вместе с бокалом и бутылками.
– Теперь, – объявил он, – делай, пожалуйста, то, что я скажу… Нет, сначала закрой дверь в прихожую.
Я закрыл и вернулся.
– Спасибо. Возьми трость за нижний конец. Потянись через стол и зацепи кончиком рукоятки нижний край передней панели ящика. Дерни, и ящик откроется… Подожди. Если можешь, открывай очень медленно, и будь готов быстро отцепить трость, чтобы использовать ее для другой цели. Приступай!
Я приступил. Загнутый конец рукоятки сразу зацепил край ящика, однако, поскольку я держал трость под наклоном к столу, мне не удавалось выдвинуть ящик. Я пытался осторожно дернуть его, чтобы открыть постепенно, но вынужден был надавить посильнее, и неожиданно ящик выскочил на полфута, а я едва не выронил трость. Я подался вперед, чтобы ее отцепить, и тут же завопил:
– Берегись!
Вульф держал бутылки за горлышки и грохнул одной из них по столу, однако не попал в тварь, появившуюся из ящика. В мгновение ока голова ее очутилась почти у самого края, где стояли мы, в то время как хвост все еще скрывался в ящике. Я высвободил трость и принялся лупить ее по голове, но она извивалась, мешая нанести точный удар, а стол был залит пивом и осколками разбитой бутылки. Я уже готов был отскочить и оттащить назад Вульфа, как он обрушил вторую бутылку прямо на уродливую голову и расплющил ее, словно требуху. Длинное коричневое тело корчилось по всей столешнице, но тварь была обречена.
Вторая бутылка тоже разбилась, обрызгав нас пивом с головы до ног. Вульф отступил назад, достал платок и принялся утирать лицо. Я так и стоял, вцепившись в трость.
– Nom de Dieu! [22]
Это выдохнул Фриц, в полнейшем ужасе.
Вульф кивнул:
– Да. Фриц, мы устроили большой беспорядок. Извини. Прибери тут.
Я попытался произнести это снова:
– Фе-дю-ланс-с?
Вульф кивнул:
– Уже лучше. Но «н» все еще слишком звучное и недостаточно носовое. Лингвист из тебя тот еще, Арчи. И дело тут не в механических изъянах. Чтобы правильно произносить французские слова, нужно испытывать сильную неприязнь, если не презрение, к некоторым самым нерушимым англосаксонским предрассудкам. Тебе это презрение не дается. Да, копьеголовая змея [23]. Кайсака, Bothrops atrox . Самая опасная гадюка после бушмейстера.
Фриц с моей помощью навел порядок в кабинете, подал обед, и мы поели. Когда змея прекратила корчиться, я растянул ее на полу в кухне и измерил длину: шесть футов три дюйма. Посередине ее туловище было толщиной с мое запястье. Грязного, желтовато-коричневого цвета, она даже дохлая выглядела жуткой до чертиков. Поднявшись после измерений, я стал гадать, что́ с ней делать. Нельзя же, сказал я стоящему рядом Вульфу, тыкая линейкой в труп, просто взять и выбросить змею в мусорное ведро. Может, швырнуть ее в реку?
На щеках Вульфа возникли складки.
– Нет, Арчи, жаль так с ней поступать. Возьми в подвале картон и стружку, аккуратно упакуй змею и надпиши сверху адрес мистера Мануэля Кимболла. Фриц отправит ее по почте. Это урезонит мистера Кимболла.
Так я и сделал, и это совершенно не испортило мне аппетит за обедом. Затем мы вернулись в кабинет и стали ждать Марию Маффеи, которой Вульф телефонировал после моего звонка с Фордэм-роуд. Я заметил:
– Эта тварь водится в Южной Америке.
Вульф сидел в кресле, откинувшись назад с довольным видом и прикрыв глаза. Он отнюдь не жалел о том, что прикончил гада, хотя и скорбел о погубленном пиве.
– Именно, – прошелестел он. – Это ямкоголовая, или гремучая, змея, причем одна из немногих, что нападает без причины и без предупреждения. Только на прошлой неделе я разглядывал ее рисунок в книге, которую ты раздобыл для меня. В Южной Америке они водятся в изобилии.
– В теле Барстоу обнаружили змеиный яд.
– Да. Это можно было бы заподозрить, когда эксперты не смогли сразу идентифицировать токсин. Иглу, должно быть, смазали основательно. Но эти соображения, Арчи, обретут важность, если мы потерпим неудачу с Анной Фиоре и будем вынуждены прибегнуть к осаде. Многое прояснится при должном терпении и, хм, отказе от сдержанности. Есть ли где-нибудь в поместье Кимболла яма, где Мануэль держал крыс для своей копьеголовой змеи? Извлек ли он яд сам, раздразнив ее, чтобы она укусила мякоть банана? Маловероятно. Может, у него есть друг в Аргентине, который выслал ему яд? Это уже больше похоже на правду. Что представляет собой молодой человек – смуглый и красивый, по словам Фрица, – который принес записку якобы от мисс Барстоу и так ловко обращается с гадюками? Может, в обычное время он работает билетером в кинотеатре на Сто Шестнадцатой улице? Или же это матрос с южноамериканского судна, прибывшего в нью-йоркский порт только вчера? Вопросы трудные, но на каждый найдется ответ, если дело дойдет до осады. Вполне вероятно, что Мануэль Кимболл выписал копьеголовую змею из Аргентины какое-то время назад, в качестве запасного варианта. Склонился к мысли, что, если по какой-то причине придуманное человеком приспособление не справится с задачей, разумно будет дать шанс природному механизму. Когда же змея прибыла, в ней возникла более срочная надобность, и жажда мести отступила на задний план, потесненная соображениями безопасности. И теперь – по крайней мере, на какое-то время – он остался ни с чем.
Читать дальше