Артур Дойль - Собрание сочинений - В 12 т. Т. 3 - Собака Баскервилей

— Ну, что, знаменитый доктор еще не приехал?

— Нет, — отозвался я, невольно любуясь стройной фигурой балерины и ее красивым лицом. — Нам придется здесь подождать его несколько дней.

— А я спешу в театр, — сказала она мне, хотя я ее об этом не спрашивал. — Необходимо поговорить с пригласившим меня директором. — Поклонившись, она исчезла из вестибюля.

Швейцар, временно прекративший со мной разговор, продолжал:

— Может быть, вам, сэр, угодно будет пройти завтракать, ресторан у нас тут же, внизу?

— Нет, я подожду моего друга, — ответил я и, стараясь навести моего собеседника на прежнюю тему о самоубийстве баронета, сказал:

— В газетах сообщают, если я не ошибаюсь, что покойный лорд Коксвилл, покушался дважды на самоубийство и, между прочим, один раз у вас здесь, в гостинице.

— Это ошибка репортера, сэр, он стрелял в себя там, наверху, на Мозебакен, в ресторане. Все время, пока баронет жил у нас, он был чрезвычайно весел, шутил со мной.

— Его посещал кто-нибудь? — продолжал я расспросы.

— К сожалению, нет, у лорда не было друзей, но он и без них весело проводил время.

В вестибюль вошел какой-то бритый господин, с виду похожий на актера.

— Скажите, пожалуйста, госпожа Акка Субитова приехала? — спросил вошедший.

— Да, но ее нет дома, — ответил портье.

На лице бритого показалась довольная улыбка.

— Хорошо, я зайду позже, — проговорил он и ушел.

— Этот господин и еще другой ежедневно, вот уже несколько дней, справляются о госпоже Субитовой.

— Вероятно, ее товарищи-артисты, — заметил я спокойно, хотя был поражен, что Холмс предвидел это посещение. Судя по имеющимся фактам, наша экспедиция являлась чрезвычайно интересной.

— Представьте, сэр, — разболтался швейцар, польщенный моей с ним беседой, — после самоубийства вашего соотечественника две его комнаты продолжают оставаться пустыми, новые постояльцы избегают их; но что за прелестные апартаменты!

— Интересно было бы их посмотреть!

— Это не представит затруднения, сэр. В ожидании вашего друга вы можете их осмотреть.

Он позвал одного из мальчиков, дежуривших при лифте.

— Оскар, проводи господина во второй номер.

Я стал уже подниматься с моим провожатым по лестнице, как услышал голос вернувшегося Холмса:

— Постойте, я пойду с вами.

Звонко щелкнул замок двери, и мы вошли в богато обставленную комнату.

— Это была приемная милорда, а здесь он спал, — указал мальчик.

Шерлок бегло окинул глазами обе комнаты.

Взор его остановился на колпаке электрической лампы, стоявшей на столике у кровати.

На нем висел со стороны кровати обрывок почтовой бумаги, забытой при уборке комнаты.

Вероятно, постоялец читал в кровати и с целью предохранения глаз от яркого электрического света устроил этот импровизированный абажур.

— Какой прекрасный вид из окна, — быстро проговорил Холмс, — что это за пароход пристает к набережной?

Услужливый Оскар посмотрел в окно, этого времени было достаточно для моего друга, чтобы быстро схватить обрывок почтовой бумаги и зажать в руке.

Спустя минуту мы выходили с ним из номера.

Мальчик низко кланялся, почувствовав в руке данную ему мной крону.

Холмс, вернувшись к нам в комнату, сел у стола, положил на него смятую бумажку и начал ее разглаживать. Она оказалась начатым, но недописанным письмом.

Заинтересованный этим обрывком, я наклонился через плечо Холмса и прочитал:

«Стокгольм, восемнадцатого июля тысяча девятьсот… Обожаемая Маргет! В последнем отправленном тебе письме я сообщил, что вернусь в Англию не раньше, как через две недели, но меня охватило такое страстное желание тебя увидеть, что я назначил свой отъезд через два дня. Эти два дня мне необходимы для того, чтобы съездить на один из островов, куда меня приглашает владелец редкого собрания древнего оружия, которое я предполагаю купить. К сожалению, с островом нет пароходного сообщения, и мне приходится ехать на лодке…»

На этих словах письмо прерывалось, по-видимому, писавший раздумал его отправлять.

— Заметьте, Уотсон, письмо это от восемнадцатого июля, а сегодня у нас двадцать пятое, самоубийство произошло девятнадцатого, — проговорил Холмс. — Трудно подумать, чтобы мысли его так резко изменились за одни сутки и вместо объятий любимой невесты он решил умереть.

— Но я до сих пор не могу понять, Холмс, какое отношение имеет к этой таинственной драме русская танцовщица?

Легкая усмешка пробежала по лицу моего друга.