Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 38. Окно в спальню

Судья Лотон нахмурился при этой слегка напыщенной фразе.

— Очень хорошо, — сказал он. — Жюри может быть приведено к присяге. Другие присяжные, упомянутые в списке, могут быть свободны. После присяги жюри суд сделает десятиминутный перерыв, вслед за которым окружной прокурор выступит со вступительной речью.

В зале суда начался всплеск активности. Репортеры бросились к телефонам сообщать, что жюри утверждено, и называть имена присяжных.

Барни Куинн подошел ко мне. Когда шум немного утих, он промолвил:

— Ну, скоро мы узнаем самое худшее. После вступительной речи прокурора нам будет ясно, с чем придется иметь дело.

— Возможно, — кивнул я. — С другой стороны, если он приготовил сюрприз, то может ограничиться общими словами.

— Как я выгляжу? — спросил Барни.

— Лучше, — ответил я. — Помни, что присяжные не сводят глаз с юристов. Любая мелочь может выдать твои чувства. То, как ты откидываешься на спинку стула, как смотришь на часы, как проводишь рукой по волосам, как встаешь, чтобы обратиться к суду, с какой скоростью делаешь заметки карандашом. Они отмечают абсолютно все. Ты не сможешь обмануть жюри, не обманув самого себя. Это дело — твой шанс. Воспользуйся им на полную катушку.

— Это не мой шанс, а Эрвина, — мрачно отозвался Куинн. — Отсюда он начнет кампанию за пост генерального прокурора. Он обаятелен, вежлив, убедителен и… черт возьми, Лэм, у него в жюри восемь женщин!

— Ну и что с того? — осведомился я. — Что он делает, когда злится? Взрывается?

— Откуда я знаю?

— Практиковать уголовное право — тяжкий труд, — заметил я. — Узнай, как он себя ведет, когда сердится.

Куинн кисло улыбнулся.

— Я не считаю себя неудачником, Лэм, но это дело сбило с меня спесь. Скажи, ты нашел этот револьвер?

— Нет, — ответил я, глядя ему в глаза.

— В самом деле? — переспросил он. Его лицо просветлело.

— Конечно, черт возьми! — огрызнулся я. — Ты защитник в суде, и я обязан говорить тебе правду, верно? Очнись, дружище! Ведь мы работаем на тебя!

— Ты имеешь в виду, что мы не утаиваем доказательства?

— Разумеется.

Казалось, он вырос на несколько дюймов.

— Почему же ты сразу не сказал?

— Ты меня не спрашивал.

— Я боялся. Я думал… Энсел был уверен, что бросил оружие в изгородь.

— Сомневаюсь, что у него вообще было оружие. Знаешь, что я думаю?

— Что?

— Что бедняга считает, будто Элизабет Эндикотт застрелила своего мужа, и почти готов взять вину на себя.

Куинн задумался.

— Пусть я буду последним сукиным сыном… — медленно начал он.

Дверь комнаты судьи открылась, и я ткнул Куинна пальцем.

— Продолжай и заставь прокурора разозлиться.

Судья Лотон призвал зал к порядку. Мортимер Эрвин начал вступительную речь тренированным голосом человека, прошедшего в колледже курс актерского искусства.

Это был блистательный каскад общих мест. Прокурор заявил, что намерен доказать существование привязанности между Элизабет Эндикотт, вдовой Карла Карвера Эндикотта, и подсудимым Джоном Диттмаром Энселом. Он рассчитывает доказать, что после того, как Элизабет Эндикотт согласилась выйти замуж за ныне покойного Карла Эндикотта, подсудимый Энсел не пожелал смириться с поражением и продолжал надеяться, что сможет разрушить семью, несмотря на то, что он работал у Карла Эндикотта, что Эндикотт доверял ему самые конфиденциальные поручения. Энсел, как змея в траве, поджидал удобного случая…

Барни Куинн поднялся и сказал, что ему не хочется прерывать прокурора, но сейчас не время для подобной аргументации. Это всего лишь вступительная речь, в которой обвинитель должен изложить, что именно он собирается доказать, не впадая при этом в мелодраматизм и не пытаясь произвести впечатление на присяжных своей эмоциональностью.

Это разозлило не только Мортимера Эрвина, но и судью Лотона. Судья упрекнул Барни за манеру, в которой тот выразил свой протест, а Эрвина — за злоупотребление привилегией вступительной речи. После этого он принял протест.

В гневе Эрвин выглядел не столь безупречно. Он утратил значительную долю своей уверенности и обходительности. Я понял, что он по натуре не боец. Когда дело принимало крутой оборот, он не бросался в драку, а держался в укрытии и стрелял из-за угла.

Эрвин продолжил свою речь. Он намерен доказать, что Энсел вернулся из экспедиции, в которую отправился по доброй воле и за которую получил премию в двадцать тысяч долларов, что через несколько минут после прибытия в аэропорт Энсел позвонил по телефону в дом Карла Карвера Эндикотта и, как свидетельствуют записи телефонистов, заявил, что хочет говорить с миссис Эндикотт и ни с кем другим, если ее нет дома.