Дело становилось все более запутанным.
Суд начался по расписанию. Барни Куинн посадил нас там, где мог бы с нами консультироваться в случае надобности, но он впал в уныние и выглядел, как человек, которого вот-вот поволокут на казнь. Куинн старательно воздерживался от вопросов насчет револьвера.
Во время полуденного перерыва я отвел его подальше от репортеров и рубанул с плеча.
— В таких делах нужен мужчина, а не мальчишка. Ты адвокат, и твоего подзащитного обвиняют в убийстве. Наказание за такое преступление — смертная казнь. Присяжные наблюдают за окружным прокурором и за тобой. Ты выглядишь, как человек, защищающий виновного клиента. Это несправедливо по отношению к вам обоим. Борись, но не так, как будто тебя прижали к стенке, а с уверенной улыбкой адвоката, представляющего невиновного клиента.
— Актер из меня скверный, — проворчал Куинн.
— Тогда начинай практиковаться, — посоветовал я ему.
После перерыва он выглядел немного лучше.
Используя добытую нами информацию, Куинн знал все, что нужно было знать о присяжных. Опасность заключалась в том, что из списка могут не набрать нужного количества членов жюри. Тогда судья издаст распоряжение о дополнительном списке, и Барни придется иметь дело с людьми, о которых он ничего не знает.
Окружной прокурор Мортимер Эрвин был высоким, красивым, исполненным достоинства мужчиной с вьющимися темными волосами, широкими плечами и уверенным видом.
Эрвин не был женат, хотя являлся едва ли не самой выгодной партией среди местных холостяков, и любил включать в состав жюри молодых впечатлительных женщин и пожилых седовласых матрон, предпочитая не иметь дело с мужчинами, чьи руки были покрыты мозолями от работы на ранчо.
Впечатлительные молодые женщины смотрели на него, как на кинозвезду. Они выслушивали его доводы, голосовали за вердикт о виновности подсудимого и выходили из зала суда, шепча друг другу: «Ну разве он не чудесен?»
Пожилые матроны говорили, что Эрвин напоминает им Джимми, которого, увы, нет в живых. Джимми всегда хотел быть юристом.
Некоторые из мужчин с мозолистыми руками смотрели на тщательно причесанные волосы Эрвина, заглядывали в его выразительные глаза — и выносили вердикт в пользу обвиняемого.
Барни Куинн составил список присяжных, постаравшись, чтобы в нем было как можно меньше молодых женщин. В списке Эрвина присутствовала прямо противоположная тенденция.
Видя, как идут дела, я отозвал Барни в сторону.
— Подыграй ему, Барни.
— Что ты имеешь в виду?
— Пусть себе набирает в жюри женщин.
— Ну нет! — запротестовал Куинн. — Он набрал их слишком много. Женщины от него без ума. У него красивый звучный голос, и, приводя свои доводы, он устремляет выразительный взгляд на присяжных женского пола. Он платит по триста долларов за костюмы, и каждое утро надевает свежевыглаженный. Парень хорошо обеспечен и не зависит от своей прокурорской деятельности. Он хочет влияния и восхищения и наверняка надеется стать сенатором, генеральным прокурором или губернатором штата.
— И тем не менее подыграй ему, — настаивал я. — Позволь ему набрать женщин.
— Не знаю, чего мы вообще хотим от любого жюри, — вздохнул Куинн. — Наш парень мог бы смело признать свою вину.
— Что тебе нужно, — сказал я, — так это выпивка, крепкий сон и девочка. Бодрись! Это дело либо принесет тебе успех, либо тебя сломает.
— Об успехе и речи быть не может, — мрачно произнес он.
— Если ты будешь продолжать в том же духе, то безусловно.
В пять часов заседание закончилось. Берта уехала домой в своей машине, а я позвонил Стелле Карие и договорился о встрече.
Мы выпили коктейли и пообедали в ресторане, а потом пошли выпить в ее квартиру. На сей раз она села не на диван, а на стул и вела себя более сдержанно.
— Как идут дела с вашим дружком? — осведомился я.
— Кого вы имеете в виду?
— Банкира.
— А, Купера, — промолвила Стелла. — Знаете, Дональд, я боюсь, что с вашей стороны это обычная ревность.
— Возможно, — признал я.
— Купер — хороший парень. К тому же он отлично соображает. Но он привлекает меня только самую малость. — Она усмехнулась. — Не знаю, что привлекает к вам. Вы один из самых надменных типов, каких я когда-либо встречала.
Вовсе я не надменный, — возразил я. — Просто я работаю над делом Эндикотта и беспокоюсь из-за него.
— Почему?
— Говоря по секрету, — ответил я, — есть один свидетель, который в состоянии снабдить обвинение мотивацией убийства, и я боюсь, что окружной прокурор может его откопать.
Читать дальше