Дик Фрэнсис: 1995, Дорога скорби

Опять зажужжал мой телефон. Это звонил старший юрист, с которым я говорил в коридоре суда.

- Сид, это Дэвис Татум. У меня новость, - сказал он.

- Дайте мне свой номер, я перезвоню.

- Что? А, о'кей. - Он продиктовал номер. Я снова воспользовался телефоном Чарльза.

- Сид, - сказал Татум, прямолинейный, как всегда. - Эллис Квинт изменил свою линию защиты - от невиновности до виновности с уменьшением ответственности. Кажется, от такого действенного подтверждения его матерью того, что она не уверена в его невиновности, у его адвокатов расслабило животы.

- Боже, - сказал я.

Татум усмехнулся. Я представил, как колыхнулся его двойной подбородок.

- Суд теперь отложат на неделю, чтобы психиатры сделали свое заключение. Другими словами, вам не нужно завтра приезжать.

- Это хорошо.

- Но я надеюсь, что вы приедете.

- Что вы имеете в виду?

- Тут есть для вас работа.

- Какого рода?

- Расследование, конечно. Что же еще? Я бы хотел лично встретиться с вами где-нибудь.

- Хорошо, но завтра я должен ехать в Кент, проведать девочку, Рэчел Фернс. Она опять в больнице, и ей плохо.

- Черт.

- Согласен.

- Где вы? - спросил Татум. - Пресса вас ищет.

- Они могут подождать денек.

- Я сказал людям из «Памп», что после издевательства, которое они над вами учинили, могут и не мечтать о встрече с вами.

- Я это ценю, - улыбнулся я.

Он усмехнулся.

- Так как насчет завтрашнего дня?

- Утром я еду в Кент, - сказал я. - Не знаю, сколько я там пробуду, это зависит от Рэчел. Как насчет пяти часов в Лондоне? Подходит? Конец вашего рабочего дня.

- Хорошо. Где? Только не у меня в офисе. В вашем наверное, тоже не стоит, если «Памп» гоняется за вами.

- А как насчет, скажем, бара в ресторане «Ле Меридиен» на Пиккадилли?

- Не знаю такого.

- Тем лучше.

- Если мне понадобится что-то изменить, я могу позвонить вам на сотовый телефон?

- Всегда.

- Отлично. Увидимся завтра.

Я положил трубку и снова уселся в кресло. Чарльз посмотрел на сотовый телефон, который я на этот раз положил на стол рядом со стаканом, и задал напрашивающийся вопрос:

- Почему ты перезваниваешь им? Почему бы тебе Просто не поговорить?

- Ну, эту штуку кто-то прослушивает.

- Прослушивает?

Я объяснил, что открытая радиопередача небезопасна, потому что позволяет всякому достаточно знающему и ловкому человеку слушать то, что для него не предназначено.

- И что тебя навело на эту мысль?

- Множество мелочей, которые недавно стали известны разным людям и о которых я с ними не говорил.

- И кто же это?

- Я точно не знаю. А еще кто-то залез в мой компьютер по сети. Кто - я тоже не знаю. Сейчас это на удивление легко - но опять же, только для специалиста - взломать личные пароли и прочесть секретные файлы.

Слегка нетерпеливо Чарльз заметил:

- Компьютеры не по моей части.

- А мне пришлось научиться. - Я коротко усмехнулся. - Это не намного сложнее скачек с препятствиями в Пламптоне в дождливый день.

- Все, что ты делаешь, поражает меня.

- Я хотел бы остаться жокеем.

- Да, я знаю. Но даже если бы все было хорошо, тебе все равно пришлось бы вскоре оставить это дело, ведь так? Сколько тебе уже? Тридцать четыре?

Я кивнул. Скоро будет тридцать пять.

- Немногие жокеи продолжают выступать, став старше.

- Чарльз, вы делаете жизнь такой приятно простой.

- Ты приносишь больше пользы людям на своем нынешнем месте.

Чарльз имел обыкновение вести разговоры, вселяющие бодрость духа, когда считал, что мне это нужно. Однажды он сказал о том, что я похож на кирпичную стену, - когда замыкаюсь в себе и отгораживаюсь от всего света, дела плохи. Может быть, он и прав. Но, по-моему, замкнуться в себе вовсе не означает отрешиться от внешнего мира. Даже если окружающие думают иначе.

Дженни, моя любимая и ныне бывшая жена, сказала, что не сможет с этим жить. Она хотела, чтобы я оставил скачки и стал помягче, а когда я не захотел или не смог, - мы разошлись. Она недавно снова вышла замуж, и на этот раз связала свою жизнь не с тощим темноволосым клубком комплексов, склонным к риску, а с мужчиной, который больше ей подходит, - надежным, седеющим, приветливым и незакомплексованным человеком с рыцарским званием. Дженни, воинственная и несчастливая миссис Холли, стала теперь безмятежно спокойной леди Вингхем. Ее фотография с сэром Энтони, красивым и довольным, стояла в серебряной рамке у Чарльза на столе рядом с телефоном.

- Как там Дженни? - вежливо спросил я.

- Прекрасно, - без выражения ответил Чарльз.