Дик Фрэнсис: 1995, Дорога скорби

- Я так и думал, - кивнул он. - Ты выглядишь исхудавшим. А все это чертово дело. Я полагаю, что ты собирался сегодня быть в суде.

- Слушание отложено до завтра.

- Выпей.

Я покорно подошел к столу и оценивающе глянул на бутылки. Следуя своему старомодному стилю, Чарльз держал бренди и шерри в графинах. Виски «Фэймос Гроус», его любимое, - было в бутылке. Хорошо бы выпить виски, подумал я и тут же усомнился, что смогу хотя бы налить себе.

Я посмотрел на фотографию. В те дни, шесть лет назад, у меня были целы обе руки. Тогда я был жокеем, чемпионом Великобритании, лучшим в стипль-чезе. Кошмарное падение окончилось под острыми копытами, которые чуть не оторвали мне левую руку, что означало конец одной карьеры и начало другой. Мало-помалу я стал детективом - но еще два года оплакивал то, что утратил, и дрейфовал по жизни, как обломок потерпевшего крушение корабля.

Мне стыдно за те два года. В конце их безжалостный негодяй окончательно искалечил мою руку и сподвиг меня на то, чтобы сделать протез, который работает от батареек в культей выглядит так натурально, что люди зачастую не обращают на него внимания.

Сейчас проблема заключалась в том, что я не мог отвести на ней большой палец достаточно далеко от других, чтобы взять графин с бренди, а правая рука тоже не слишком меня слушалась. Я оставил эту затею, чтобы не залить бренди персидский ковер Чарльза, и сел в золоченое мягкое кресло.

- Что случилось? - отрывисто спросил Чарльз. - Зачем ты пришел?

Почему не пьешь?

Помолчав, я мрачно сказал, зная, что это причинит ему боль:

- Джинни Квинт покончила с собой.

- Что?

- Сегодня утром. Она выбросилась с шестнадцатого этажа.

Его костлявое лицо застыло, он как бы мгновенно постарел лет на десять. Глаза потемнели, словно запали в глазницах. Чарльз знал Джинни Квинт чуть ли не больше тридцати лет, любил ее и часто гостил в ее доме.

В моей памяти тоже ожили воспоминания. Воспоминания о приветливой приятной женщине, счастливой в своей роли хозяйки большого дома, безобидно богатой, искренне и великодушно занимавшейся благотворительностью, нежившейся в лучах славы своего знаменитого, красивого, добившегося успеха единственного ребенка, всеобщего любимца.

Ее сына Эллиса я, Сид Холли, его друг, усадил на скамью подсудимых.

В последний раз, когда я видел Джинни, она смотрела на меня с невероятным презрением, желая знать, как это я оказался способен низвергнуть великолепного Эллиса, который любил меня, который доверил бы мне свою жизнь.

Я встретил поток ее гнева, не защищаясь. Я в точности знал, что она чувствует. Сомнение, негодование, обиду… Мысль о том, в чем я подозреваю Эллиса, причиняла ей такую боль, что Джинни отвергала саму возможность его вины, как почти все остальные, хотя для нее это было мучительнее.

Большинство людей верили, что я совершенно не прав и что я уничтожил себя самого, а не Эллиса. Даже Чарльз в первый момент с сомнением спросил:

- Сид, ты уверен?

Я сказал, что да, уверен. Я отчаянно надеялся, что это не так… надеялся на любой другой исход… потому что знал, что я взвалю на себя, если пойду дальше. И в конце концов все вышло именно так, как я боялся, и даже хуже. После того как разорвалась первая бомба - в виде предположения, обвинение в преступлении, которое заставило половину страны жаждать крови (но только не крови Эллиса, о нет, нет, это немыслимо), и состоялось первое слушание в суде, заключение под стражу (скандал, его должны были, конечно же, немедленно выпустить под залог), в прессе наступило мертвое молчание до тех пор, пока не завершится процесс.

По британским законам ни одно свидетельское показание не может обсуждаться публично до суда. За сценой может идти дознание и подготовка к суду, но ни потенциальным присяжным, ни Джону Доу [1] на улицах не позволено знать детали. Неинформированное общественное мнение в результате застыло на стадии «Эллис невиновен», и уже третий месяц не смолкало злословие в мой адрес.

Эллис, видите ли, был сущий Лохинвар Молодой [2] пиковой масти. Эллис Квинт, в прошлом чемпион среди жокеев-любителей, кометой ворвался на телевизионные экраны.

Блистательный, смеющийся, талантливый, приманка для миллионов в спортивных новостях, хозяин ток-шоу, образец подражания для детей, звезда, которая регулярно осчастливливает нацию. Ему было к лицу все: от тиары до поношенной бейсболки.

Промышленники лезли из кожи вон, чтобы уговорить его упомянуть их продукцию, а половина английских подростков гордо щеголяла в разрекламированных им жокейских ботинках, заправляя в них джинсы. И вот этого человека, этого кумира я пытался низвергнуть.