Найо Марш - Убийство под аккомпанемент

— Относительно l’affaire Rivera [33] История с Риверой (фр.). ?.. — подстегнул Фокс, упорствуя в гэльской натуре.

Гортанз подняла плечи и чуть тряхнула головой. Она обращалась к Аллейну. Несомненно, этот мистер Ривера был страстно увлечен. Это самоочевидно. И мадемуазель, будучи крайне впечатлительной, отвечала ему взаимностью. Но помолвка? Не вполне. Он на ней настаивал. Имели место сцены. Примирения. Дальнейшие сцены. Но прошлым вечером! Она внезапно произвела сложный и красноречивый жест правой рукой, словно выписывая в воздухе некую фигуру. И наперекор молчаливому, но почти осязаемому неодобрению английских слуг Гортанз внезапно и язвительно объявила:

— Вчера вечером все было кончено. Да-да, безвозвратно закончено.

Получалось, что без двадцати десять Гортанз была вызвана в спальню леди Пастерн, где готовила ее к выходу, накидывала на нее плащ и наносила, предположил Аллейн, какой-то суперлоск на уже безупречную поверхность. Гортанз поглядывала на часы, поскольку такси было вызвано на 10.30, а леди Пастерн не любит спешки. Приблизительно десять минут спустя пришла мисс Хендерсон с новостью, что Фелиситэ крайне взволнована и хочет внести сложнейшее изменение в свой toilette. [34] Туалет (фр.). Ее послали в комнату Фелиситэ.

— И вообразите себе сцену, мсье! — воскликнула Гортанз, переходя на родной язык. — Комната в полном беспорядке, и мадемуазель deshabillee. [35] Раздета (фр.). Требуется совершенно новый туалет, вы понимаете? Все! С самого основания! И пока я ее одеваю, она рассказывает всю историю. Ой! Была страшная ссора. Она прогнала Риверу раз и навсегда, а тем временем при романтических обстоятельствах доставили письмо. Письмо от журнального джентльмена, которого она никогда не видела, но с которым часто переписывалась. Он собирается открыться. Он заявляет о страстных чувствах. Однако следует соблюдать секретность. Что до меня, — с осязаемой честностью добавила Гортанз, — то я никогда, никогда не позволила бы себе и словом об этом деле обмолвиться, не будь мой долг заверить мсье, что мадемуазель выбросила мистера Риверу из головы, была счастлива, что от него избавилась, а потому это никак не может быть crime passionelle. [36] Преступлением на почве страсти (фр.).

— Понимаю, — протянул Аллейн. — Да, конечно. Само собой разумеется.

Гортанз послала ему кокетливый взгляд субретки и соблазнительную улыбку.

— А вам известно, кто этот человек? Автор письма?

Как выяснилось, Фелиситэ показала ей письмо. И когда общество собралось уезжать в «Метроном», Гортанз побежала вниз с флаконом нюхательной соли для леди Пастерн и увидела (с каким чувством!) мистера Эдварда Мэнкса с белым цветком в петлице. Все открылось! И какой огромной, подумала Гортанз, пока Спенс закрывал входную дверь за отбывшими, какой поразительной будет радость ее светлости, которая всегда желала этого союза! Гортанз никак не могла скрыть собственного удовольствия и пела от чистейшей радости, пока шла к своим коллегам в гостиную для слуг. Ее коллеги, за исключением мсье Дюпона, сейчас бросали на нее мрачные взгляды и воздерживались от комментариев.

Аллейн прошелся по изложенным Гортанз событиям и обнаружил, что они практически полностью совпадают с перемещениями групп, обозначенными в заметках лорда Пастерна. От группы обедающих откалывались все новые лица. Мэнкс был один в гостиной. Леди Пастерн до прихода Гортанз была одна в своей комнате. Сама Гортанз и Уильям расхаживали по дому, и Спенс тоже. Аллейн уже собрался отложить карандаш, как вспомнил про мисс Хендерсон. Она поднялась в свою комнату сравнительно рано и предположительно оставалась там, пока к ней не явилась Фелиситэ и пока она сама не сообщила об этом леди Пастерн. Странно, подумал он, что он забыл про мисс Хендерсон.

Но оставалось еще множество нитей, которые следовало подобрать и вплести в общую ткань. Он снова обратился к заметкам лорда Пастерна. В 9.26, особо указывали заметки, лорд Пастерн, тогда находившийся в бальном зале, внезапно вспомнил про сомбреро, которое желал надеть на собственное выступление. Он посмотрел на часы, возможно, и крайне встревожился. В заметках говорилось только: «9.26. Я сам. Бальный зал. Сомбреро. Поиски. По всему дому. Уильям. Спенс. И др.».

В ответ на вопросы о сомбреро слуги с готовностью вспомнили характерный переполох, поднятый в его поисках. Начались они сразу после последнего события, описанного Уильямом. Фелиситэ и Ривера находились в кабинете. Мисс Хендерсон поднималась по лестнице, а сам Уильям мешкал на площадке, когда лорд Пастерн пулей вылетел из бального зала с криком: «Где мое сомбреро?» И тут же охота началась со всем пылом. Спенс, Уильям и лорд Пастерн рассеялись в разные стороны. Наконец сомбреро было обнаружено мисс Хендерсон (обозначенной, без сомнения, в записках как «И др.») в шкафу на верхней площадке. Лорд Пастерн объявился в этой шляпе и с триумфом вернулся в бальный зал. В ходе этого переполоха Спенс, разыскивая сомбреро в фойе, нашел на столике письмо, адресованное мисс де Суз.