Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Теперь все стало ясно. Любые предметы, попадавшие в источник Фаунт-Ройала, уносились течением подземной реки. Конечно, они далеко не сразу попадали сюда. На все нужно время. Возможно, вход в эту реку — где-то в глубинах бидвелловского источника — был диаметром всего лишь с блюдо Лукреции Воган. Если какой-нибудь пират промерял водоем перед затоплением драгоценностей и монет, он обнаружил дно в сорока футах, но его лот не наткнулся на небольшое отверстие, через которое воды источника вливались в подземный поток. Возможно, сила течения варьировалась в зависимости от сезонов или была подвержена влиянию луны, как океанские приливы. В любом случае этот пират — может статься, большой дока по части ограбления всего, что плавает на водной поверхности, но не мастак по части затопления награбленного под ней, — умудрился выбрать хранилище с капитально прохудившимся дном.

Мэтью, как зачарованный, приблизился к этой стене.

— Се на кайра па па кэйру , — напевал Наупаупэ, плавно поводя светильником вдоль стены, отвечавшей на эти движения вспышками отраженного света.

Чуть погодя Мэтью заметил, что в слое засохшего ила попадаются и осколки посуды, а также золотые цепочки, серебряные ложки и тому подобное. В одном месте из стены выпирала золоченая рукоять кинжала, в другом — треснувший циферблат часов.

Вполне логично, что блюдо Лукреции Воган было передано лекарю — как некая волшебная целительная принадлежность, посланная духом воды. По крайней мере, оно было украшено росписью, в которой туземцы вполне могли распознать изображение человеческого органа.

— На пе гуида на пе кайда , — пропел Наупаупэ и, похоже, на этом завершил свой обряд, теперь уже поднеся светильник к лицу Мэтью.

— Это солнце… — начал Мэтью, но у него вдруг пропал голос, и пришлось начать снова. — Это солнце мужества — ты сказал, что бледная рыбина украл одно из них?

— Да, и убил человека, которому оно было даровано.

— Могу я узнать, почему оно было ему даровано?

— Как награда, — сказал Наупаупэ, — за мужественный поступок. Он спас другого человека, раненного большим клыкастым пекари, а потом убил пекари. Традицию таких награждений начал мой отец. А с бледной рыбой у нас были счеты задолго до этого. Он сманивал моих людей на дурные пути, ослаблял их разум крепким питьем и заставлял служить ему, как обычно служат собаки. Ему давно пора было сгинуть.

— Понятно, — сказал Мэтью, вспоминая рассказ Шоукомба о том, как он использовал труд индейцев при строительстве своего дома.

И понял он не только это. Он увидел общую картину в завершенном виде, где все частички мозаики заняли правильные места.

— Наупаупэ, — сказал Мэтью, — я и моя… э-э… женщина должны уйти отсюда. Сегодня же. Нам надо вернуться туда, откуда мы пришли. Ты знаешь деревню на берегу моря?

— Конечно знаю. Мы наблюдаем за ней все время. — На лице вождя появилось озабоченное выражение. — Но, Сразивший Демона, ты никак не можешь уйти сегодня! Ты еще слишком слаб для такого дальнего похода. И ты еще должен рассказать мне все, что знаешь про Франз-Эвропэ, а я этим вечером устраиваю праздник в твою честь. С плясками и пиршеством. Мы уже отрезали голову демона, чтобы ты взял ее с собой.

— Все это хорошо… но я…

— Завтра утром ты сможешь уйти, если не передумаешь. Но сегодня мы празднуем, прославляя твое мужество и радуясь смерти этого зверя. — Он снова направил свет на стену. — Вот, Сразивший Демона! Здесь есть дар для тебя, как положено. Выбери то, что сияет достаточно сильно, чтобы притянуть твою руку.

«Ну и дела!» — подумал Мэтью. Наупаупэ даже не подозревал — и не дай ему Бог когда-нибудь это заподозрить, — что во внешнем, цивилизованном мире нашлось бы немало людей, готовых продраться сквозь любую чащу до их селения и стереть его с лица земли всего лишь за один квадратный фут грязи с этой стены.

Но сейчас ему был предложен дар фантастической ценности, и рука Мэтью сама потянулась к этой вещи.

Когда солнце склонилось к горизонту и на улицы легли синие вечерние тени, Фаунт-Ройал забылся снами о том, что могло бы быть, если бы не…

Эти сны были предвестниками смерти. Зияли пустотой окна домов, зияли пустотой двери амбаров. На покосившемся шесте посреди незасеянного поля поникло пугало, а на его плечах преспокойно сидела парочка черных дроздов. Валявшуюся посреди улицы Гармонии соломенную шляпу окончательно привели в негодность колеса фургонов. Главные ворота стояли нараспашку, а запорное бревно было отброшено в грязь на обочине последним из проехавших здесь семейств. А из примерно трех десятков жителей, которые еще не успели покинуть умирающую мечту Фаунт-Ройала, никому не достало душевных сил привести ворота в порядок. Конечно, это казалось безумием — оставлять открытыми ворота, через которые в любую минуту могли ворваться невесть какие орды дикарей, охочих до скальпов, грабежей и насилия.