Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Сейчас я поставлю вам присосную банку. Это будет первая из шести. Придется немного потерпеть, но зато банки оттянут плохую кровь от внутренних органов к поверхности тела, что и является нашей целью. Вы готовы, сэр?

Судья кивнул и крепко зажмурил глаза. Доктор секунд пять продержал отверстие сферы над огнем и без малейшего промедления прижал раскаленное стекло к белой коже Вудворда несколькими дюймами выше загнивающего пролежня.

Раздался слабый звук, похожий на змеиное шипение, и банка плотно присосалась к коже вследствие сжатия нагретого воздуха. Через миг после этого тошнотворного контакта Вудворд сдавленно вскрикнул, сжимая зубами корень, а его тело задергалось от дикой, животной боли.

— Готово, — сказал Шилдс, обращаясь одновременно к судье и к его секретарю. — Теперь пусть природа делает свое дело.

Мэтью увидел, как вздувается и краснеет кожа внутри присосавшейся банки. Между тем доктор Шилдс достал из сумки вторую сферу и дал пламени облизать беспощадный ободок ее отверстия. После нагрева изнутри банка была прижата к спине Вудворда с уже предсказуемым — включая бег мурашек по спине Мэтью — результатом.

К моменту приложения третьей банки кожа внутри первой, пройдя красноватую и алую стадии, до предела налилась кровью и стала багрово-коричневой, напоминая шляпку злотворного ядовитого гриба.

Рукой в перчатке Шилдс взял четвертую банку и поднес ее к огню.

— Насколько понимаю, скоро мы увидим на сцене новую пьесу, — сказал он будничным тоном, никак не связанным с его действиями. — Лицедеи приезжают сюда каждый год, и людям нравятся их представления.

Мэтью не ответил, наблюдая за тем, как первый коричневый гриб темнеет все больше, а два следующих проходят через этапы набухания и покраснения.

— Как правило, — продолжил доктор, — они появляются здесь не раньше середины июля. Однако, по словам мистера Брайтмена — так зовут их главного, — в этом году два городка, где они привыкли гастролировать, были подкошены эпидемией, а третий вообще обезлюдел. Вот почему на сей раз они прибыли так рано. Впрочем, нам это лишь на руку: развлечение будет сейчас очень кстати.

Он прижал четвертую банку к спине Вудворда, который вздрогнул, но сдержал стон.

— В Бостоне мы с женой часто ходили в театр, — продолжил доктор, берясь за пятую банку. — Спектакль после полудня… графин вина… концерт в городском саду… — Он мечтательно улыбнулся. — Славное было время.

Мэтью уже достаточно пришел в себя, чтобы задать вполне закономерный в этом случае вопрос:

— А почему вы уехали из Бостона?

Доктор тянул с ответом, пока не поставил пятую банку.

— Скажем так… мне понадобилась хорошая встряска. Или, иными словами… было одно дело, которое я хотел довести до конца.

— Ну и как, удалось? Я об этом деле.

Шилдс смотрел на шестую банку, водя ею над пламенем, которое отблескивало в стеклах его очков.

— Нет, — сказал он. — Пока еще нет.

— Полагаю, это связано с Фаунт-Ройалом? И с вашей лечебницей?

— Это связано… не суть важно с чем. — Шилдс на секунду встретился взглядом с Мэтью и тотчас отвел глаза. — Вы никогда не устаете задавать вопросы?

Если эта реплика должна была заставить Мэтью умолкнуть и поумерить любопытство, то эффект получился обратный.

— Это касается лишь тех вопросов, которые остаются без ответов, — парировал он.

— Туше! — признал доктор, и последняя банка присосалась к спине Вудворда, который снова вздрогнул, но не издал ни звука. — Так и быть, слушайте. Я уехал из Бостона потому, что терял там свою практику. В этом городе медиков хоть пруд пруди, так же как юристов и святош. Не менее дюжины практикующих врачей, помимо лекарей-самоучек и всякого рода шарлатанов! Посему я решил на какое-то время оставить Бостон — а вместе с тем и мою супругу, швейная мастерская которой вполне процветает, — и предложить свои услуги в другом месте.

— Однако Фаунт-Ройал далековато от Бостона, — заметил Мэтью.

— Так ведь я не сразу поехал сюда. Около месяца жил в Нью-Йорке, потом провел лето в Филадельфии, побывал и в городках поменьше. Так уж получилось, что я все дальше продвигался на юг. — Он начал стягивать замшевые перчатки. — Теперь можете убрать свечи.

Мэтью вернул канделябр на прикроватный столик. Перед тем он успел заметить — хоть и старался не смотреть в ту сторону и не думать о вероятных ощущениях пациента, — что внутри первых двух банок набухли кровью отвратительные черные волдыри. С другими банками все происходило столь же неприятным образом.