Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Новые крысы, входившие в круг, уже выказывали признаки летаргии. Приправленный опиумом сахар явно ослабил их инстинкт самосохранения. Лишь немногим хватало резвости ускользнуть от лезвий Линча, но большинство погибало, даже не пытаясь обратиться в бегство. А некоторые настолько потеряли чувствительность, что не издавали и писка, когда их пронзала сталь.

После двадцати с лишним казней пол покрылся пятнами крысиной крови, однако новые жертвы все прибывали, слишком одурманенные, чтобы отказаться от угощения, невзирая на опасность. Линч раз за разом повторял свой напевный призыв к «милашкам и красавчикам», хотя мог бы и не тратить на это дыхания — резня и без того шла как по маслу. Удар следовал за ударом, и редко какой из них не достигал цели. Вскоре Линч насаживал на острогу уже по две крысы за раз.

Минут через сорок крысы стали появляться реже. Мэтью решил, что либо крысолов уже прикончил большую часть тюремного поголовья, либо запах свежей крови настолько усилился, что перебил даже влияние — как выразился Линч — «сладкого дурмана». Да и сам Линч уже казался утомленным бойней, залившей кровью его перчатки и наполнившей крысиными телами его мешок.

Но вот в круг вихляющей походкой, как вдребезги пьяный, вступил серый крысеныш. Мэтью следил за ним, увлеченный не самим по себе зрелищем истребления, но быстротой и четкостью работы Линча. Крысенок куснул кукурузное зернышко, а затем вдруг начал свирепо гоняться за кончиком собственного хвоста. Он крутился на месте, а острога Линча нависала над ним, выбирая момент для удара. Наконец он лег на брюхо, как будто измотанный этой погоней. Мэтью ожидал, что сейчас мелькнет лезвие, чтобы пронзить добычу, но Линч задержал движение, испустив долгий усталый вздох.

— Знаешь, — сказал он, — они ведь не такие уж гадкие твари. Просто хотят есть, как и все. Хотят жить. Они прибыли сюда на кораблях, как и люди. Это хитрые бестии: знают, что надо держаться поближе к людям, чтобы найти еду. Нет, они вовсе не такие гадкие.

Он наклонился, приложил палец к рассыпанному по полу сладкому опию, а потом поднес этот палец к мордочке грызуна. Съел тот угощение или нет, Мэтью не разглядел, но и удрать он даже не попытался.

— Сейчас покажу один трюк, — сказал Линч.

Он взял фонарь и начал медленными волнистыми движениями водить им над лежащим крысенком. Последний не проявлял интереса, растянувшись на полу рядом с недоеденным ломтиком картошки. Линч продолжал в том же духе, неторопливо и плавно, и наконец Мэтью увидел, как крысиной хвост шевельнулся, а нос поднялся навстречу загадочной игре света посреди ночи. Прошла еще минута. Линч водил фонарем туда-сюда, не замедляя и не убыстряя движения. Свет отблескивал краснотой в глазках крысы и леденящей белизной — в глазах крысолова.

— Вставай, дружочек, — прошептал Линч. — Ну же, вставай.

Хвост крысенка подергивался, глаза следили за перемещениями света, но в остальном он оставался недвижимым.

— Вставай, вставай, — шептал Линч, снова почти нараспев. — Вставай, мой красавчик.

Фонарь продолжал описывать круги. Линч склонился над грызуном, сосредоточенно сведя кустистые брови на переносице.

— Вставай, вставай, — повторял он все более настойчиво.

Внезапно крысенок вздрогнул всем телом и поднялся на задние лапы. Балансируя хвостом, чтобы сохранить равновесие, он начал кружиться вслед за фонарем, как собачонка, просящая косточку. Мэтью и сам был заворожен этим зрелищем, вполне понимая его природу: и без того уже очумелый крысенок впал в транс под гипнотическим воздействием света. Красные глазки неотрывно следили за огнем свечи, а короткие передние лапы царапали воздух словно в попытке дотянуться до этого дивного и прекрасного явления. Кто знает, что виделось грызуну под воздействием сладкого опия — там, в самом центре пламени?

— А теперь попляши, — прошептал Линч. — Спляши-ка нам джигу.

Он слегка ускорил круговые движения фонарем, и грызун также начал кружиться быстрее — во всяком случае, так показалось Мэтью. Глядя на это, и впрямь легко можно было вообразить, что крысеныш по велению Линча сделался заправским танцором. Его задние лапки дрожали и подгибались, но он упорно тянулся к источнику света.

— Красавчик, красавчик, — произнес Линч нежным шепотом, подобным скольжению тумана по щеке.

А затем нанес удар, но без спешки, словно бы нехотя. Сразу два лезвия пронзили крысенка, который дернулся, завизжал и ощерил зубы, как поступало большинство его собратьев в минуты агонии. Линч поставил фонарь на пол, быстрым движением правой руки свернул шею зверьку и бросил его в мешок к остальным.