Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Голос Рейчел раздался неожиданно близко — от самой решетки, разделявшей их камеры.

— Попытайтесь заснуть, если сможете. Нет смысла всю ночь стоять столбом.

Только теперь Мэтью с трудом разжал вцепившиеся в прутья пальцы и двинулся мимо письменного стола к тому месту на соломе, которое еще ранее, при свете, выбрал себе в качестве ложа. Он опустился на колени и пошарил вокруг, проверяя, нет ли здесь крыс, готовых на него напасть. Таковых на ложе не обнаружилось, хотя, судя по звукам, они находились в опасной близости. Он лег на бок и свернулся калачиком, крепко обхватив руками колени. До рассвета, казалось, была еще целая вечность.

Он услышал, как женщина также укладывается на солому. После этого установилась тишина, нарушаемая только крысиной возней. Он стиснул зубы и зажмурил глаза. Возможно, при этом он издал какой-то звук отчаяния — то ли всхлип, то ли стон, он и сам не был уверен.

— Могу я называть вас Мэтью? — вдруг спросила Рейчел.

Это было неприемлемо. Абсолютно неприемлемо. Он был секретарем мирового судьи, а эта женщина являлась подсудимой. Нет, он не мог допустить такой фамильярности.

— Да, — произнес он напряженным, готовым сорваться голосом.

— Спокойной ночи, Мэтью.

— Спокойной ночи, — ответил он и чуть не добавил «Рейчел», однако вовремя сомкнул уста, не дав прозвучать этому имени. Впрочем, оно все же прозвучало, но только в его сознании.

Он лежал, прислушивался и ждал — сам не зная чего. Быть может, жужжания светящейся мухи, подосланной к нему ведьмой. Или зловещего смеха демона, посетившего пленницу для непотребных утех; или хлопанья крыльев ворона во тьме. Но ничего подобного он не услышал. Ничего, кроме тихой возни уцелевших крыс, а чуть погодя и мерного дыхания заснувшей Рейчел Ховарт.

«Что ей нужно, так это заступник, готовый любой ценой докопаться до правды», — вспомнилось ему.

А кто в этом городе мог бы взять на себя эту роль, кроме самого Мэтью? Однако свидетельства… обличающие свидетельства… казались неоспоримыми.

Тем не менее, эта кажущаяся неоспоримость оставляла место для многих вопросов — столь многих, что он сбился со счета, составляя в уме их перечень.

Одно было ясно: если эта женщина не ведьма, значит кто-то в Фаунт-Ройале — возможно, не один человек — приложил массу усилий и ухищрений к тому, чтобы изобразить ее таковой. И снова вопрос: почему?

Треволнениям вопреки, тело его постепенно расслаблялось. Сон подбирался все ближе. Мэтью пытался ему противиться, заново перебирая в памяти подробности рассказа Джеремии Бакнера. Но все-таки сон взял свое, и Мэтью отбыл в страну забвения вслед за Рейчел.

Всемогущество Божие — такова была тема выступления Роберта Бидвелла в англиканской церкви воскресным утром; и на втором часу проповеди — когда оратор сделал паузу, чтобы оживить свой пыл глотком воды, — судья почувствовал, что его веки тяжелеют и опускаются, словно налитые свинцом. Ситуация усугублялась тем, что Вудворд сидел в первом ряду церковных скамей, каковое почетное место делало его объектом созерцания и шепотливых пересуд прихожан. Это бы еще куда ни шло, будь у него получше со здоровьем, но сейчас — после почти бессонной ночи, со вновь разболевшимся и воспаленным горлом — он предпочел бы данной пытке стандартную дыбу и колесование.

Бидвелл, такой красноречивый и убедительный в личной беседе, на кафедре показал себя никудышным проповедником. Путаные тяжеловесные фразы перемежались долгими паузами, меж тем как паства изнывала в душном и тесном помещении. Вдобавок ко всему выяснилось, что Бидвелл слабовато знаком со Священным Писанием, умудряясь перевирать даже те пассажи, которые Вудворд полагал накрепко засевшими в голове каждого ребенка со дня конфирмации. То и дело Бидвелл призывал собрание вознести молитву о благостном будущем Фаунт-Ройала, что стало уже воистину в тягость после пятого или шестого «аминь». Носы клевали, местами раздавался храп, но дерзнувшие задремать быстро приводились в чувство шлепками перчатки, которую мистер Грин — и здесь выступавший в привычной для него роли надсмотрщика — приладил к концу длинной палки, способной дотянуться от центрального прохода до щеки любого грешника.

Наконец Бидвелл довел проповедь до благочестивого заключения и вернулся на свое место в зале. Следующим взял слово хромой учитель, который с Библией под мышкой взобрался на кафедру и для начала призвал всех помолиться еще раз, дабы полнее ощутить присутствие Бога в этих стенах. Молитва заняла минут десять, но у Джонстона по крайней мере был звучный и выразительный голос, что — вкупе с огромным волевым усилием самого судьи — помогло ему избежать контактов с перчаткой мистера Грина.