Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Шилдс рассмеялся:

— Нет, вы не можете говорить это всерьез! Алан Джонстон — вор?! Да во всем Фаунт-Ройале не найти человека, менее подходящего на эту роль! Он же из очень богатой семьи!

— Об этом я догадывался, поскольку беднякам нет доступа в оксфордский колледж Всех Душ, но всякое бывает, знаете ли.

— Я лично видел у Джонстона золотые карманные часы с его инициалами. А его перстень украшен рубином величиной с мужской ноготь! — Шилдс вновь разразился заливистым смехом. — Тоже мне, нашли вора! Нет, Алан при всем желании не смог бы бегом спуститься по лестнице. Вы же видели, что без трости он вообще не ходок.

— Да, видел. Но, по версии моего секретаря — пожалуйста, учтите его юный возраст и буйное воображение, — колено мистера Джонстона может лишь выглядеть изувеченным, а на самом деле — это он так считает — быть столь же здоровым, как у вас или у меня.

Шилдс моргнул, сделал затяжку, моргнул снова, и затем по его лицу расползлась веселая ухмылка.

— А, вы вздумали примерить шутовской колпак, я угадал?

Вудворд пожал плечами.

— Мой секретарь настроен вполне серьезно. Потому я и обратился к вам с этим вопросом.

Ухмылка сошла с лица доктора.

— Это самая… несуразная вещь из всех, когда-либо мною слышанных! Деформация колена хорошо заметна и под чулком! Он уже три года живет в Фаунт-Ройале. С какой стати ему притворяться все это время?

— Не имею понятия. Еще раз прошу вас учесть, что Мэтью очень сообразительный молодой человек, но он не всегда ограничивает себя рамками здравого смысла.

— Оно и видно!

Шилдс еще раз попользовался своим лечебным средством, и судья последовал его примеру. Состояние Вудворда заметно улучшилось: горло уже почти не болело, и нос дышал свободнее. Он зачарованно любовался плавным движением дыма, тогда как проникавший в комнату дневной свет приобрел необычный шелковисто-серый оттенок.

— Так и быть, расскажу об Алане то, что может вас заинтересовать, — неожиданно заявил доктор. — Это касается его жены. — Он чуть понизил голос. — Ее зовут Маргарет, и она… как бы это сказать… со странностями.

— Какого рода странностями?

— Она красивая женщина, спору нет. Но… с головой у нее нелады. Лично я не был очевидцем ее выходок, но знаю из надежных источников, что временами она превращалась в настоящую фурию и начинала бросаться всем, что подворачивалось под руку. Уинстон наблюдал это однажды вечером в доме Бидвелла. Она внезапно взбеленилась и шваркнула о стену блюдо с цыплятами. Было и кое-что еще…

Шилдс умолк, чтобы затянуться окурком, уже обжигавшим его пальцы.

— Минутку.

Он встал, подошел к стенду и вернулся все с тем же зондом, в зажим которого — вместо клочка ткани — теперь был вставлен окурок. Когда доктор садился на свое место, в его глазах промелькнул озорной огонек.

— Миссис Джонстон и муж той бедной женщины в палате… — Шилдс кивнул в сторону соседней комнаты. — Эти двое закрутили роман.

— Ноулз и жена Джонстона?

— Именно. И они не особо это скрывали, насколько помню. Многие были в курсе, включая жену Ноулза. Наконец кто-то сообщил и Алану, хотя я не думаю, что для него это стало сюрпризом. А поскольку Маргарет терпеть не могла Фаунт-Ройал — и не делала из этого тайны, — Алан решил отвезти жену в Англию, к ее родителям. Она тоже из богатой семьи — ее отец владеет суконной мануфактурой, — но даже для богачки слишком избалована, как мне кажется.

— Супружеская измена — это серьезный проступок, — сказал Вудворд. — Но Джонстон не захотел открыто выдвигать обвинение?

— Честно говоря, я думаю, что он был только рад избавиться от этой женщины. Она подрывала его репутацию, да и в целом вела себя неподобающе. Алан спокойный и рассудительный человек, он все чувства держит в себе, хотя при случае за словом в карман не полезет.

— И он, похоже, предан своему делу, судя по тому, что без промедления вернулся в Фаунт-Ройал.

— Так оно и есть. Он взялся обучать не только детей, но и многих неграмотных фермеров. Конечно, жалованья от Бидвелла ему хватило бы лишь на штопку одежды, но, как я уже говорил, у нашего учителя есть и другие источники доходов.

Вудворд кивнул и сделал очередную затяжку; его конопляная самокрутка порядком укоротилась, и жар подбирался к пальцам. Впрочем, жар он ощущал во всем теле, отчего начал обильно потеть. Это хорошо, подумал он, пусть вместе с потом выходит и вся зараза. Веки судьи налились тяжестью, и он боролся с желанием сейчас же прилечь и немного вздремнуть.