Леонид Строев - В погоне за «старым соболем»

— Он храбро воевал, и он наш пленник.

Генерал пребывал в благодушном состоянии.

— С пленными иногда полезно общаться, Гроль. Приведите его.

— Слушаюсь, господин генерал.

Русский офицер с нашивками подполковника вошел в комнату, покачиваясь от усталости. Лоб, туго перевязанный засохшим окровавленным бинтом, покрыт густым слоем порохового нагара. Светло-голубые глаза офицера смотрели настороженно.

— Это вы стреляли по моим солдатам? — спросил генерал.

Подполковник вздрогнул, с удивлением уставившись на немецкого генерала, говорившего на русском языке.

— Да,— кивнул он. Усмехнулся и спросил: — Вы разве не довольны результатами стрельбы?

— Напротив. Мой командир разведбатальона в восторге и считает, что вас надо повесить.

На лице пленного не дрогнул ни один мускул.

— Вы храбрый человек, а мы, немцы, умеем ценить храбрость даже у врагов. Родись вы в Германии, отличный бы получился командир артиллерийского полка. Ваша должность в Красной Армии? — спросил Штифке.

— Командир отдельного пушечно-гаубичного полка.

— Что, в Красной Армии острая нехватка рядовых артиллеристов, если командир полка сам становится к орудию? Где ваши солдаты?

— Мои солдаты почти все до одного полегли в боях за Смоленск и в полутора километрах от этого хутора,— с достоинством ответил подполковник.— Но в Красной Армии хватает и орудий, и артиллеристов, и вы это скоро почувствуете.

— Непонятно, зачем вы спасали отступающих пехотинцев, если не сегодня-завтра мы их все равно пленим или уничтожим. Лишние жертвы ни с нашей стороны, ни с вашей уже не изменят ход событий,— развивал свою мысль Штифке.— Озлобив немецкую армию, такие, как вы, навлекут большие неприятности на мирное население,— патетически закончил свою тираду генерал.

В этот момент ему было искренне жаль этого русского офицера, который импонировал ему своим мужеством, умением держаться и открытой привлекательной внешностью.

Подполковник засмеялся.

Штифке решил, что это результат нервного потрясения. Но подполковник заразительно захохотал, и это был здоровый мужской смех, даже отдаленно не напоминавший истерику неврастеника.

— Посмеялся всласть, как душ принял,— признался русский и, прищурив потемневшие глаза, быстро заговорил: — Дулась, дулась лягушка, да враз лопнула, только смрад кругом пошел. Рано хороните Красную Армию. Захлебнетесь нашими просторами. Били мы вас испокон веков и ныне побьем, детям и внукам своим до седьмого колена про то закажете.

— Господин генерал, у меня создается впечатление, что этот недочеловек дерзит вам,— сказал Гроль.

— Он забавен, Гроль. Не переживай, я скоро отдам его тебе,— по-немецки ответил Штифке и заметил в руках у майора офицерское удостоверение пленного.

Генерал подошел к столу, где сидел майор, и, взяв у того удостоверение, раскрыл его.

— Подполковник Изотов Федот Иванович. Год, месяц, число и место рождения: 20 ноября 1913 года, город Златоуст. Город Златоуст,— повторил генерал.— Дитль,— выкрикнул он, сжимая в кулаке книжку.

— Да, господин генерал,— влетел в комнату жующий на ходу обер-лейтенант.

— Мой планшет с письмами, бумагами, но не командирский, а другой, из темной кожи. Скорей!

— Слушаюсь, господин генерал!

Через несколько минут Дитль притащил планшет. Генерал открыл его и достал маленькую записную книжку. На одной из страниц почерком Людвига Штифке было выведено: «Иван Изотов, сын кузнеца Маркела из Златоуста».

— Вашего отца зовут Иван Маркелович? Отвечайте,— повысил голос Штифке.

— Да,— кивнул пленный, в недоумении пожимая плечами.

— Что ж, видно так угодно провидению,— вздохнул генерал, поудобнее усаживаясь на стуле и закидывая ногу за ногу.

— Сорок девять лет тому назад, на Урале, в Златоусте некий кузнец Маркел разрубил булатной саблей клинок моего отца, известного немецкого оружейника Людвига Штифке,— неторопливо начал генерал.— На языке военных это означало, что отец потерпел полный разгром. Тогда целью своей жизни он поставил добыть эту саблю. Я трижды обещал выполнить отцовский завет. Первый раз в четырнадцатом году. Второй раз у постели умирающего отца и третий раз я дал слово на его могиле в Золингене. Теперь я вижу, что близок к осуществлению этой клятвы. Дух отца должен найти успокоение, и поможете мне вы. Только не вздумайте убеждать в том, что никогда не слышали об этой сабле. У вас ограниченный выбор: или я отдам вас в руки жаждущих мести мотоциклистов, или сохраню жизнь. Решайте?