Леонид Строев - В погоне за «старым соболем»

— Он знает адрес московской явки? — спросил Варншторф.

— Нет,— соврал Рендич,— мы встречаемся с ним в условленном месте. Он бывший офицер царской армии, служил у Колчака, воевал в Забайкалье под началом барона Унгерна, люто ненавидит коммунистов, предан интересам великой Германии.

По унылому лицу Рендича Варншторф определил, что резидента совсем не прельщает поездка в Ленинград.

— Появляться в городе, где вас знают, не совсем безопасно,— заметил Варншторф.

— Да, риск немалый,— согласился Рендич,— но ради дела я готов пожертвовать собой.

— Оставьте,— буркнул Варншторф,— живая собака лучше дохлого льва. Как разыскать в Ленинграде Стрелка?

— По документам он Сидоркин. Работает в парке культуры и отдыха. Заведует стрелковым тиром. Высокий, темноволосый, хорошо сложен. Ему достаточно сказать, что прибыли от «Викинга», и он выполнит любое ваше приказание. Впрочем, есть и запасной вариант,— оживился Рендич.— Я отправлю ему шифровку, а через сутки сабля будет у вас.

— Это самый приемлемый вариант,— согласился Варншторф.

Они договорились встретиться через два дня у газетного киоска недалеко от конспиративной квартиры резидента.

III

Рендича трясло. Через несколько минут связной Центра будет ждать его у газетного киоска, а Мити и в помине нет. Неизвестно, что с ним произошло и получил ли он шифровку?

В дверь постучали.

— Митя! — с облегчением воскликнул Рендич.

— Кто там! — спросила Ольга, выйдя в прихожую.

За дверью что-то ответили. Она повернулась к Рендичу:

— Это из домоуправления. Открыть?

— Отойди от двери, идиотка,— прошипел Рендич, чувствуя неприятную горечь во рту. Он перевел предохранитель пистолета. Близко перед собой увидел бледное лицо Ольги, перекошенные страхом губы.

— Скажи, что оденешься и откроешь,— сказал Рендич, подталкивая ее пистолетом.

— Сейчас оденусь. Сейчас,— бормотала она, задыхаясь от страха.

Рендич, не отрывая взгляда от ямочки на затылке, где сквозь золотистые завитки волос просвечивала розовая кожа, бесшумно приблизился и ударил Ольгу ручкой пистолета. Она охнула и осела. Рендич метнулся в кухню. Сбивая в кровь пальцы, рвал шпингалеты.

А в прихожей от сильных ударов трещала филенка дверей.

Рендич рывком распахнул оконную раму, вскочил на подоконник и содрогнулся от ужаса. Прыгать надо было с высоты в четыре метра.

В этот миг дверь рухнула, и пронзительно заскрипели половицы.

— Стой! Брось оружие! — влетел в кухню худощавый парень, размахивая пистолетом.

Рендич выстрелил и прыгнул вниз. При падении его качнуло вперед, и он прикусил язык. От удара свело ступни. Рендич оттолкнулся руками от земли и бросился к выходу на улицу.

Распухший язык царапал небо. Густая, липкая кровь забивала дыхание, но он в считанные секунды пересек двор, оказался на углу дома и увидел связного.

Тот стоял в нескольких метрах от газетного киоска, рядом с легковым автомобилем.

Заметив на противоположной стороне улицы резидента, Варншторф улыбнулся и кивнул. Но тотчас улыбка исчезла. К Рендичу с двух сторон спешили чекисты, отрезая ему все пути к спасению. Варншторф моментально оценил ситуацию и шагнул к машине.

Рендич, озираясь в отчаянии, кинулся к нему. В эту минуту ему хотелось только одного: прыгнуть в машину и затаиться в узком промежутке между сиденьями.

— Помогите, умоляю,— беззвучно шептал он.

— Ганс, скорость! — приказал Варншторф водителю, выхватив парабеллум.

«Хорьх» взревел, заглушив звук выстрела, и рванулся с места.

Рендич, скорчившись, остался лежать на середине дороги.

IV

Алябьев находился у комиссара, когда тому позвонили из Москвы и сообщили, что погиб Рендич.

— Вернемся к Угрюмову,— сказал комиссар.— Ты по-прежнему, Семен Максимович, настаиваешь на эксперименте с ним. Что же он, по-твоему, за неделю пребывания в тюрьме переродился? Надеюсь, ты слышал пословицу: черного кобеля не отмоешь добела…

— Слышал, товарищ комиссар.

— Ну то-то. Не верю я в то, что матерые враги, вроде этого Угрюмова, могут начисто от своего прошлого отказаться. Врет Угрюмов, изворачивается. И припадки его искусно инсценированы.

— Но у меня на руках заключение врачей,— возразил Алябьев. Психиатр и невропатолог — опытные специалисты. Они пришли к единому выводу. После сильного нервного потрясения наблюдается ослабление памяти. Такое явление называется в медицине частичной потерей памяти. Угрюмов не отрицает, что доставил саблю в Ленинград. Он не помнит, где ее спрятал.