Леонид Строев - В погоне за «старым соболем»

— Я могу прочитать это интервью и посмотреть фотографии, сдавленным голосом произнес Угрюмов.

— Да, конечно.

Сомнения начисто отпали. На всех фотографиях было одно и то же лицо. Оно взрослело. В нем просматривались знакомые и незнакомые черточки. Но это было лицо его сына.

— Улыбка Лизина, а глаза мои, подбородок тоже мой,— бормотал едва слышно Дмитрий Павлович.

— Вернемся к осени двадцать четвертого,— сказал Алябьев.— Вы приехали в Ленинград, чтобы повидать семью, не так ли?

Угрюмов неохотно отложил фотографии в сторону и утвердительно кивнул.

— Убедившись, что жена умерла, а сын исчез, вы обратились к человеку, которого знали и, более того, которому доверяли. Он же обманул вас, утверждая, что Саша исчез бесследно. Этот человек, впрочем, не будем называть его человеком, назовем «некто знакомый», он понимал, что, встретив сына, вы бы начали новую жизнь. А «некоему знакомому» нужен был помощник, он нуждался в безотказном исполнителе. И тогда он без сожаления перечеркнул вашу судьбу.

«Виктор, зачем ты это сделал? Ведь твоя жизнь в моих руках…»

Угрюмов воочию увидел издерганное бессонницей лицо Рендича, услышал его вкрадчивый голос: «Вспомни, Митя, это очень важно… Полковник Бекетов, командир одиннадцатой егерской дивизии, с которым ты был дружен, имел дочь?

— Да.

— Ее звали Ирина, и проживала она в Иркутске у тетки?

— Почему тебя интересуют дела давно минувших дней. Дочь Бекетова. Не понимаю.

— Видишь ли, Митя, в анкете она указала, что ее отец погиб на русско-германском фронте.

— Ну, она могла не знать, что он воевал в армии Колчака. Да в чем дело, ты окончательно меня запутал?

— В Москве я время зря не тратил и кое-что выяснил. Оказывается, один из видных красных командиров женат на дочери покойного Бекетова. Мы выйдем на дочь полковника и передадим ей весточку от отца (убедим, что он жив-здоров). А чуть позже представим ее мужу неоспоримые факты, что его жена активно сотрудничает со своим отцом — резидентом германской разведки.

— Виктор, как ты можешь марать имя полковника? Пойми, он же был мой фронтовой друг.

— Не бойся, не стану я губить судьбу дочери твоего друга. Ее муж в доверительной беседе ответит на ряд вопросов. Мертвый Бекетов поможет нам живым».

«Все, Виктор, это — конец! Не воскресить тебе полковника Бекетова. Поздно».

— Арестуйте Рендича,— нарушил затянувшееся молчание Угрюмов.— Я знаю, где его явка.

Он читал цветную афишу. Алябьев разрешил ему взять ее в камеру.

Концертная программа пианиста Александра Угрюмова:

«Увертюра к опере Моцарта «Волшебная флейта».

Шопен: 12 этюдов. Гендель, Брамс, Вивальди, Чайковский».

Пока он воевал против Советской власти и долгие годы пакостил ей, совершенно незнакомые, чужие люди спасали Сашу от холода и голода, воспитывали, растили его, Боже праведный!

Угрюмов застонал. Почему так раскалывается и гудит голова, как будто по ней стучат колотушками. Он закрыл лицо руками, покачивая головой из стороны в сторону. Вдруг ему показалось, что он не один в камере. Дмитрий Павлович медленно повернулся и, вздрагивая, забился в угол. В двух шагах от него стоял зарубленный им красноармеец. «Ты пришел за мной,— захрипел Угрюмов.— Погоди, уйдем вместе».

Он кинулся к двери, но резкая, сверлящая боль под левой лопаткой отбросила его на середину камеры, и, жадно хватив воздух широко раскрытым ртом, Угрюмов повалился на пол.

I

Полковник Штифке догнал свою дивизию на марше. Танки двигались в ночи, как стадо слонов, неторопливо и уверенно. Точно так же, как в польской кампании, танковые и моторизованные соединения первыми наносили внезапный удар.

Конрад представил, как в этот ночной час сладко нежатся в своих комфортабельных казематах защитники линии Мажино — этого железобетонного чуда, призванного надежно оградить Францию от немецкого вторжения.

Он усмехнулся, подумав, что пробуждение французских солдат и офицеров будет паническим.

10 мая 1940 года. 5 часов 35 минут. С высоты птичьего полета пять танковых корпусов, подтянувшихся к границам Бельгии и Голландии, напоминали пять гигантских серо-зеленых удавов.

Вторжение началось стремительной атакой передовых эшелонов. Пассивная оборона англо-французской и союзных голландской и бельгийской армий столкнулась с активным немецким наступательным прорывом.

Для союзного командования такие привычные военные понятия, термины, как тыл или передняя линия фронта, смешались и перестали существовать. В тылу на всех важных дорогах неожиданно оказывались немецкие танки. Они рассекали коммуникации французских войск, вызывали панику. Они заполнили железным лязгом, ревом моторов, грохотом орудий всю территорию Франции. И не было спасения от этих взбесившихся стальных зверей, топтавших виноградники и оставивших на залитой солнцем земле Франции глубокие рваные борозды от гусениц. Через пятнадцать дней французская армия, парализованная страхом, не имевшая волевых военных руководителей, капитулировала.