На четвёртый день, когда мы обедали, заметили в столовой новое лицо, какого в Тобольске ещё не было. Сей гражданин тоже нас внимательно разглядывал.
Когда мы вышли и двинулись по одной стороне улицы, а филёр по другой, незнакомец догнал нас, попросил закурить и тихо спросил: «Вы не из Москвы?» – «Да!» – отвечаю. – «Знаете штаб-ротмистра Леонтьева?» – «Знаем». – «Я от него к вам».
Я указал на нашего шпика и предложил встретиться вечером в той же столовой «Россия». Он быстро завернул за угол и скрылся.
Вечером мы сидели в «России» и ужинали, а за соседним столом снова за стаканом чая сидел сыщик. Мы ломали голову, как поговорить с посланным. Сколько можно, затягивали ужин в надежде, что сыщик уйдёт. Но он потребовал второй стакан чая, потом третий, четвёртый… Тогда я шепнул Михайлову: «Сидите на месте», а посланцу дал знак: «Следуйте за мной» и вышел из зала. Расчёт удался. Сыщик сначала поднялся вслед за мной, но увидел, что Михайлов и Григорьев остались, растерялся и остался наблюдать за ними.
В передней я сказал посланному, чтобы он зашёл к нам в десять вечера, дал адрес и вернулся в столовую.
Около десяти часов, убедившись, что сыщик ушёл, я расставил на углах нашего квартала Михайлова и Григорьева для наблюдения и стал ждать посланца. Он пришёл аккуратно в десять и сообщил нам, что отряд гардемаринов во главе с Леонтьевым прибыл неделю назад в Екатеринбург через Омск и уже отбыл в Москву, так как оттуда сообщили, что на наше предприятие нет денег. И миссия наша невыполнима. Нужно возвращаться. Именно с этим Леонтьев и послал к нам офицера.
Итак, задача наша была признана невыполнимой, так сказать, официально.
Утром нас ждал приятный сюрприз: милиционер принёс предписание покинуть Тобольск в 24 часа. Срок был для наших сборов слишком короток, и мы сказали, что сейчас же пойдём за лошадьми. Милиционер обещал к полудню доставить наши документы.
Заказали мы тройку и стали ждать. Второй сюрприз: вместо милиционера явились в нашу квартиру два десятка солдат охраны Государя с офицером и членом следственной комиссии. На этот раз предъявили ордер на обыск и на арест.
Выпотрошили все вещи, перерыли все вверх дном, заглянули даже в печку, но ничего подозрительного не нашли. Офицер приступил к допросу. Кто мы? Какого полка? Кто были начальники во время войны? Где были на фронте? Где теперь стоит полк? Счастливая мысль поехать сюда под своими фамилиями и с документами своего полка дала нам возможность отвечать честно и без запинки. Это, видно, оказалось не по сердцу офицеру. Он перечитал наши отпускные билеты и заявил, что они неправильные. Хотя печати есть, но нет бланка полка в верхнем углу. Я его спросил: «Вы производства военного времени?». – «Да». – «Понятно, почему вы плохо знакомы с нынешним делопроизводством. На удостоверениях и отпускных билетах теперь бланк не полагается, только печать», – соврал я.
Он смутился и сказал, что, может быть, это и так, но он всё равно хочет быть уверенным в подлинности наших документов и предлагает нам составить телеграмму в полк с просьбой подтвердить наши бумаги.
Такого хода мы не ожидали и растерялись. При отправке телеграммы в полк, из которого мы бежали, благоприятного ответа ждать не приходилось.
Наше замешательство не прошло незамеченным. И хотя мы, спохватившись, согласились послать телеграмму, попросив время на обдумывание, офицер объявил нас арестованными – пока на дому. Остались на страже пятеро милиционеров, остальные ушли.
Из разговора с нашими охранниками мы узнали, что утром, ещё до нашего обыска, Рыбниковых выслали из города. Григорьев скептически заметил: «Дуракам счастье».
Вскоре нас перевели в участок на улице Декабристов. Здесь мы устроились с комфортом. Всего там было три камеры. Одна для пьяных – тёмная и холодная. Средняя – с печкой и электричеством. И третья, хотя и тёплая, но без света. Мы заняли среднюю.
Холодная камера наполнялась обычно по праздникам. Третья камера почти ежедневно меняла своих обитателей. Многие из них сидели, по их словам, ни за что, вроде одного, который «только и всего, что татарина прирезал».
Заплатив старшему милиционеру 25 рублей, мы пользовались от него два раза в день самоваром. Он ходил за обедом для нас в ближайшую харчевню. Разрешены были книги, газеты. В общем, если не как дома, то сносно.
Из газет мы узнали о взятии Двинска, причём, немцы обошли его с севера, возможно, на участке нашего полка, что должно было вызвать в нём панику. Эти новости были нам на руку. Возможно, телеграмма не дойдёт по адресу. Опять же из газет узнали, что в Тюмень прибыл отряд большевиков для «углубления революции» и что он расправляется как с буржуями, так и с меньшевиками. «Известия тобольского совдепа» были наполнены статьями возмущения и протеста против действий этого карательного отряда.
Читать дальше