Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

— Петрусев, быстро приезжай в свою контору.

Через пятнадцать минут они встретились на почте. Спиридович протянул листок бумаги:

— Посмотри журнал. На эти адреса последние два дня депеши поступали?

Тот поводил пальцем по журналу и откликнулся:

— Вот, к Розе Рабинович, вчера телеграмма…

— Дай мне копию текста, Петрусев!

— Текста нет, потому что принята по аппарату Юза, это когда лента выходит, а телеграфист ее сразу на бланк наклеивает! У нас следа не осталось…

Спиридович уцепился за грудки телеграфиста:

— Что такое? Петрусев, мне нужен текст, и срочно!

Телеграфист залепетал:

— Да, конечно… Отправлю телеграмму, повторение сделают…

И повторение пришло. Спиридович читал на синем бланке и таял от счастья: «Папа приедет завтра. Хочет повидать Федора. Дарнициенко ». Ротмистр потер ладони: ясно, на станцию Дарница прибывает «папа» — Гершуни. Кто Федор? Персонаж известный, нелегальный, бежал из ссылки. Он снял квартиру в доме напротив лечебницы, где на гектографе шлепает прокламации. Сведения о Федоре еще месяц назад сообщил Розенберг. Хорошо, что не стал брать этого Федора, спугнул бы Гершуни.

Петрусев пояснил:

— Телеграмма отправлена вчера вечером в шесть часов двадцать шесть минут со станции Нижнедевицк.

На радостях Спиридович обнял Петрусева и вгорячах пообещал:

— За мною банкет в «Европейской»! — и устремился в свою контору. Вызвал начальника наружной службы Попова, обсудили дело.

Попов сказал:

— Поскольку зверь прет серьезный, надо капканы ставить прочные. Объявляю всеобщий сбор. Наряды по пять человек расставим на станциях Киев-первый, Киев-второй, Дарница и Боярка. У меня еще человечков семь-восемь останется, так я отряжу их на точки возле домов, где эсеры живут.

Сыграли всеобщий сбор филеров и переодетых в штатское платье полицейских с оружием, кто покрепче в плечах — этих для задержания. Двоих нарядили бабами — в платках и с кошелками, а еще двоих одели железнодорожными кондукторами.

За лечебницей, где в квартире обитала Роза Рабинович, тоже установили наблюдение.

Близился решительный момент. Зверь приближался…

Гершуни ехал из Саратова в Смоленск через Воронеж. Очень хотелось заглянуть в богатый город Киев, обойти благодетелей — собрать пожертвования, наладить несколько террористических актов, насладиться обширными прелестями Розы Рабинович и сговориться относительно типографских дел. У хищников всегда натура чутка к опасностям, так и теперь все в Гершуни противилось поездке в Киев: «Нет, не заезжай, опасно!» Партийный долг и жажда денег победили: решил-таки побывать в Киеве. Но превыше всего конспирация! По этой причине решил сойти в дачной местности под Киевом — в Дарнице. Вот и сочинил телеграмму…

Когда Гершуни, держа в руках лишь портфель, вышел на перрон в Дарнице, то никого из встречающих почему-то не было. Однако какой-то мужичок показался подозрительным, не шпик ли? А вон еще один и еще…

Гершуни поправил очки, погрыз ноготь и сделал вид, что внимательно осматривает наружное устройство паровоза.

Филеры оставались на своих местах.

Гершуни дождался следующего поезда. Он взял билет до Киева. Но опять же конспирации ради внезапно соскочил на пригородной станции Киев-2. Огляделся. Бабы с мешками и грудными детьми, пассажиры, железнодорожные рабочие и служащие. Есть шпики, нет шпиков — не поймешь! Направился к Большой Васильковской улице, там конечная остановка конки. Вагон как раз идет до лечебницы Рабинович.

Чтобы оглядеться, остановился у киоска минеральных вод, заказал стакан лимонаду. Рука тряслась так, что облил себе дорогие желтой кожи штиблеты. После этого влез на заднюю площадку конки и сразу же попал в надежные руки жандармов.

Гершуни закричал:

— Что это за разбой? Кто вы такие?

Старший филер Волков, командированный из Москвы, заглянул в лицо Гершуни, ласково сказал:

— Наш, голубчик! Глаза с косиной, на подбородке косой шрам. А прическу изменил и побрился! Вы арестованы, гражданин Фридман.

— Я не Фридман! — с надеждой в голосе закричал Гершуни. — Моя фамилия Род, мне ксиву… то есть паспорт выдал киевский губернатор, клянусь честью.

— Ах ты, какая незадача! Неужто мы перепутали? Коли не Фридман, так извинимся и отпустим! — обещал Волков. Это старый прием — другой фамилией называть задержанного, чтобы надежду в нем сохранить и чтобы он не брыкался. — Господин Фридман, позвольте ваш портфельчик, у меня он надежней будет. Бомбочки тут нет? Нету, вот и славно… Кондуктор, остановите вагончик, мы дальше поскачем с удобствами!