Валентин Лавров: Кровавая плаха

Появление на свет этой книги столь же невероятно, как и многие из тех историй, о которых из нее узнает читатель. Когда-то по предложению главного редактора весьма читаемой народом газеты «Московский комсомолец» Павла Гусева и его талантливого тогдашнего зама, а нынче — популярнейшего телеведущего Льва Новоженова, я написал на историческом материале детективный рассказ — «Двойное убийство в доме воеводы».

Читательская реакция была неожиданно бурной. Газету захлестнул поток писем: «Пусть автор продолжает эту тему!» Появился еще один рассказ, еще и еще… Я писал о знаменитых преступниках прошлого — от времен Петра до середины 20-х годов XX столетия, об их хитрых и жестоких замыслах, о невинных жертвах и похищенных сокровищах, о дымных трактирах и респектабельных столичных ресторанах, о любви — настоящей и продажной. И, конечно, о ловких российских сыщиках, которые сметкой, умением сопоставлять и анализировать не уступали заграничным Шерлокам Холмсам. Одним словом, постарался дать пусть и специфичный, но подлинный срез жизни ушедшей Руси.

Так возник сериал «Кровавая плаха», рассказы, которые публиковались в газете (невиданное дело!) без малого два года. Критики назвали их первыми русскими историческими детективами.

Собрав под одну обложку множество страшных историй, автор не желает, чтобы у читателя создалось ложное впечатление о наших предках. Они нисколько не были преступней, чем, скажем, граждане других просвещенных стран.

Конечно, тяжкие преступления случались, но были они крайне редки. К примеру, во всей Москве за половину 1846-го года не произошло ни одного убийства. Читатель возразит: «Однако в Сибирь еще с конца XV столетия шли этапы!»

Верно, шли. Но кого ссылали по судебным приговорам? Обратимся к первому и весьма серьезному труду по уголовной статистике — Е. Н. Анучин. «Исследования о проценте сосланных в Сибирь в период 1827–1846 годов». Он удостоен в 1869 году престижной Константиновской награды. За это двадцатилетие, по утверждению Анучина, в Сибирь проследовало 159 755 сосланных. Состав преступлений нынешнему читателю может показаться любопытным. На каторгу, в частности, отправляли «за ересь, за оскорбление родителей, ябеды, доносы, лживые посты, побеги за границу, возмущение и неповиновение».

В административном порядке ссылались за бродяжничество и «за дурное поведение».

Интересно наблюдение Анучина: «В России, в отличие от других стран, является одним из самых распространенных преступлений, особенно между детьми и женщинами, да притом преимущественно в Литовских, Малороссийских и некоторых приволжских губерниях, — зажигательство. Оказывается также, что в России детоубийство принадлежит к весьма редким преступлениям сравнительно с другими странами Европы и что на более заметную склонность к этому преступлению оказывается явно влияние вероисповедания: оно чаще всего встречается в трех прибалтийских губерниях».

Российские нравы и состояние государственной и судебной властей хорошо характеризуются отношением к смертной казни. Едва вступив на российский престол, Елизавета Петровна возбудила вопрос об отмене смертных приговоров.

В 1744 году Сенат усмотрел, что «в губерниях, и провинциях, и в городах, также в войске и в прочих местах Российской Империи, смертные казни и политическую смерть чинят не по надлежащим винам, а другим и безвинно…» По этой причине приказано было: «Впредь кто присужден будет к подобным наказаниям, о тех, прежде исполнения приговора, присылать в Сенат выписки».

Хотя указ об отмене смертной казни последовал, как известно, лишь в 1775 году — после приведения в исполнение приговора над Пугачевым и четырьмя главарями его банды, но уже с середины восемнадцатого века более 75 лет в России такие приговоры более не выносились — до казни декабристов. И лишь политический террор революционеров вызвал естественную реакцию государства.

Что касается остального цивилизованного мира, то там по приказу людей, облаченных в судейские мантии и считавших себя весьма гуманными, осужденных давили веревкой и гарротой, обезглавливали топором и гильотиной, пользовались «чудом прогресса» — электрическим стулом. Если до 1905 года смертная казнь в России — явление редкое, то во Франции с 1826 по 1909 год суды присяжных вынесли 3280 смертных приговоров. В Бельгии с 1800 по 1908 год казнили 519 человек, в Англии за время с 1838 по 1910 год палачи умертвили 934 осужденных и т. д.