Оскар Мюриэл - Темные искусства

— Стена, — пробормотал он.

Затем он вывернул голову под странным углом, и в новом свете опять стал похож на деревянную куклу с выколотыми глазами.

— Стена в подземный мир.

Эта фраза как будто выпустила наружу смертельный холод, от которого мы все задрожали. Джоан тонко застонала, а затем снова стала молиться, все быстрее и быстрее. Псы пустились рысью вокруг нас, отрывисто гавкая и поскуливая.

— Тонкая, как бумага, — произнес Эдди снова, и резкий голос его смягчился. — Пройди.

По спине у меня пробежал неприятный холодок, и я услышал, как Рид заныл, а Ларри часто задышал. Я представил, как невидимая, неосязаемая сущность заполняет комнату и поглощает всех нас. Ледяная, как сама смерть. Единственным, кто сохранял присутствие духа, был старый Джордж.

Эдди начал задыхаться, и мне показалось, что изо рта у него исходит пар.

— Не бойся, — сказал он, и на лице его появилась лукавая улыбка. — Пройди.

Его затрясло. Сначала не сильно, но вскоре я почувствовал, как его дрожь отдается даже у меня в руке.

— Пройди! — настаивал он, и конечности его тряслись все сильнее.

— С ним все в порядке? — спросил я. Из-под его прикрытых век блестели белки глаз.

И, будто желая, чтобы я замолчал, Эдди стиснул мою ладонь с неожиданной силой, вонзив ногти мне в кожу, после чего его лицо исказилось, словно его раздирало от боли. Его ровный тон никак не отвечал этой гримасе.

— Пройди ! — прошипел он, и хребет его выгнулся вперед, как будто что-то пыталось вырваться у него из груди. Мне показалось, что я слышу треск его ребер, и тут Эдди начал задыхаться.

— Макгрей, пора заканчивать! — Но мой возглас, похоже, только все испортил, вызвав у мальчика безудержные судороги. Его голова сильно задергалась взад и вперед, и я испугался, что у него сейчас сломается шея. Псы лаяли как безумные.

— Разорвите круг! — тотчас велел Макгрей, и мы так и сделали.

Эдди все не отпускал мою руку, вцепившись в нее маленькими ноготками.

— Задуйте свечи! — крикнул Макгрей.

Джоан вскочила, но почти сразу же рухнула обратно в кресло, поскольку ноги ее не держали.

Эдди ударился головой об стол, оставив на скатерти алое пятно, и мы с Макгреем немедленно подняли его и вынесли наружу. Мальчик продолжал биться у нас в руках и оглушительно кричал.

Пока мы пытались его успокоить, краем глаза я заметил, как Джордж и Рид задувают и тушат свечи голыми руками. Несколько свечей опрокинулись, и скатерть ненадолго занялась огнем, который Ларри попытался затушить своей кепкой.

Мне показалось, что дым поднимается ввысь и собирается в форме сжимающихся пальцев, но тут Джордж прихлопнул последний огонек, и весь мир погрузился во тьму и безмолвие.

Белесое, молочное свечение облаков было слишком ярким, почти ослепляющим, и я заморгал, когда посмотрел на небо. Тем не менее глаз я не отводил. Это легкое неудобство было куда более сносным, чем те убийственные взгляды, которые бросал на меня суперинтендант.

Он перелистывал мою объяснительную, барабаня длинными пальцами по столу.

— И мальчишка просто прибежал к дому инспектора Макгрея?

— Да, сэр. Ребенок сам так сказал.

Я больше не мог избегать его взгляда. Я посмотрел на суперинтенданта, и выражение лица у него было именно то, какое я и ожидал увидеть — и даже хуже: губы Тревеляна были сжаты так плотно, будто их вовсе не было, а темные глаза пылали гневом. Он не поверил ни слову в нашем отчете, а я стал слишком циничен, чтобы притворяться, что мне не все равно. Я просто молча выдержал его взгляд.

— Выглядите довольно паршиво, инспектор, — произнес он, пристально на меня посмотрев.

— Вы же не думаете, что я буду свеж как роза после событий прошлой ночи, — сказал я. — Как инспектор Макгрей написал в своей объяснительной, большую часть ночи мы провели в погоне за похитителем мальчика. Что произошло, разумеется, после того как мы примчались домой к доктору Риду, чтобы обеспечить мальчику должное лечение того ушиба на голове. За это Макгрей просил передать извинения.

На самом же деле это я убедил его остаться в тени. Реверансы перед руководством не особенно ему удавались.

— Ясно, — сказал Тревелян. — Похвальная работа. Мне подготовить документы, чтобы вам двоим вручили медали?

— О, нет, сэр. Это будет уж слишком.

Тревелян не моргнул глазом.

— Да что вы говорите.

Он резко захлопнул папку, вероятно, представив, что дает мне пощечину.

— Я человек разумный, инспектор, но подобного фарса больше не потерплю. Вы меня поняли?