Вадим Сухачевский - Из архивов тайного суда

Воспользовавшись рекомендацией бедной Ироиды Васильевны, я тихонько свистнул, но это не возымело никакого результата. Я свистнул уже гораздо громче, но сие привело к эффекту прямо противоположному: рык усилился настолько, что заглушил даже звук движения поезда. Да, похоже, мне предстояла бессонная ночь…

К моей радости, в следующий миг зазвонил стоявший на тумбочке телефонный аппарат: была маломальская надежда, что хоть это разбудит генерала. Увы, хоть я дал аппарату дать звонков десять, к желаемому результату это снова же не привело.

Наконец я снял трубку.

Телефонировал начальник поезда:

– Господин Конышев?

– Слушаю…

– Тут на станции пришли две телеграммы-молнии, одна для вас, из Москвы, другая – для их высокопревосходительства, из Одессы.

– Зачитайте.

– Гм… Никак невозможно-с. Та, что из Одессы, – с пометкой: «Вручить лично. Секретно».

– Но их высокопревосходительство почивают.

– Да, да, я слышу…

Еще бы! От генеральского рыка телефонный аппарат сотрясался на тумбочке.

После некоторых раздумий начальник поезда решился:

– Зная вас лично как адъютанта его высокопревосходительства, могу вручить обе телеграммы вам лично.

– А зачитать?

– Никак не могу-с.

– Так знаете ж меня.

– Увы, лик через телефонный аппарат не передается; что если это и не вы? А тут: «Секретно, лично»…

– Хорошо, скоро у вас буду.

– Сейчас пришлю кондуктора, чтобы провел вас через вагоны.

– Не надо, – сказал я, – у меня имеется свой универсальный ключ.

С этими словами я положил трубку, наскоро оделся, тихо вышел из спальни, так же бесшумно проследовал через кабинет и через столовую, где на кушетке спала Юлия Николаевна; снова же не произведя никакого звука, открыл замок своей отмычкой, а, выйдя, запер дверь за собой.

В отсеке для прислуги и прочих было темно и все две двери закрыты. Вот так же бесшумно, как я, запросто мог и Аспид проникнуть в генеральские покои. Подумав об этом, я включил электрический свет, распахнул сразу две двери и скомандовал:

– Подъем!..

Солдаты сразу повскакали с мест и выстроились в одних подштанниках:

– Так точно, ваш-высок-благородь!..

Офицеры же Охранки, повели себя отнюдь не по-военному – прежде, чем скинуть ноги на пол, долго протирали глаза, что-то бурчали себе под нос.

«Толстовец», лежавший на верхней полке, тоже хотел было с нее слезть, но я сказал:

– К вам, господин Балуев, это не относится, можете спать. Вы же, господа военные, должны неусыпно быть на посту, всегда при оружии в руках. Любого постороннего немедля задерживать до моего возвращения.

– Так точно, ваш-высок-благородь!

Солдатỳшки – бравы ребятỳшки похватали винтовки и взвели затворы. Офицеры, блондин и брюнет, оставались сидеть, но тоже взяли в руки свои наганы и взвели курки. На этих я, однако, рассчитывал куда меньше, поскольку глаза у обоих были соловые, и из их каюты изрядно несло сивухой.

Я уже было отпирал дверь в тамбур универсальным железнодорожным ключом, также у меня имевшимся, но тут меня настиг толстовец Балуев, все-таки вскочивший и дошлепавший до меня босиком, в одном дезабилье, и зашептал:

– Позвольте, господин штабс-капитан…

– В чем дело, господин Балуев?

– Гм… Великая просьба… Не могли бы вы переселить меня в другую каюту?

– Что, соседи обижают? – спросил я.

– Да не то чтобы… но… водку изволили пить до самой ночи…

– Что ж, – ответил я, – водку пьянствовать – не слишком с их стороны достохвально, однако воспретить я им никак не могу, мы сними – по разным ведомствам.

– Да водка бы – ладно еще; так они ж ее копченой колбасой закусывали…

– Колбасой – это вполне обычное дело, – ответствовал я, пряча злорадство в голосе (признаться, не люблю всякого рода святош). – Они, очевидно, не толстовцы; не морковкой же им водку закусывать.

– Но вся каюта, пардон, провоняла их колбасой, а у меня, знаете ли, на это мясное амбре…

– Вы же знаете, других мест в вагоне нет.

– А не могли бы вы меня – туда?.. – он кивнул в сторону генеральских покоев. – Я бы – хоть в кресле, хоть на стуле…

Ну, уж тут бы я при сложившихся обстоятельствах отказал, наверно, даже самому графу Толстому.

– Сие решительно никак невозможно, – сколь сумел твердо сказал я. – Придется вам потерпеть, господин Балуев, в стране вон революция.

– Да, да, понимаю… – печально вздохнул он, прошлепал обратно и, кряхтя, взобрался на свою полку.

И тут лишь я вспомнил, кто путешествует в соседнем вагоне… Нет, господа, увольте!..