Вадим Сухачевский: Сын палача

Еще с утра у капитана государственной безопасности Огурцова было вполне хорошее настроение. Да по утрам оно у него всегда было недурственным — когда оглядывал этот большой лубянский кабинет, доставшийся ему в наследство от майора Чужака. Это не то что прошлая конура, в которой сиживал, нося еще лейтенантские погоны, с двумя другими лейтенантами, которые, может быть, просидят в той конуре до самой пенсии.

А теперь и погоны, хоть и не майорские пока, но уже капитанские, от них и до майорских недалеко, а это уже будет высший комсостав. И должность у него теперь соответствующая, та же, что была у Чужака.

Кстати, покойному майору государственной безопасности обещали присвоить звание старшего майора, а чем он, Огурцов, хуже?

Да уж лучше, поди!

Потому как майор Чужак нынче где-то червей кормит, а он, Огурцов, — вот он! Живехонький! Наблюдает себе, как солнышко всходит за этим большущим окном! И у начальства, кажись, пока в фаворе, вон, лично Лаврентий Павлович три раза к себе по сов. секретным делам вызывал.

И бабы его любят! А чего ж его такого и не любить? Молод, статен, в хороших чинах!

И со спиногрызами этими у него все покамест тип-топ…

Тут, правда, капитан Огурцов на миг придержал свою радость. Смутные они, эти подземные спиногрызы: нынче у них так, а завтра у них совсем даже эдак. Порой настолько эдак , что не приведи господь: с майором Чужаком невесть что сотворили, а тоже ведь был уж насколько верный их человек!

Ну, крысятничал, правда, сверх меры, не любят они, ох не любят они этого.

В данном смысле он, Огурцов, не такой, он свою меру всегда знает, потому со спиногрызами ссориться ему вроде бы не с чего.

И вообще, лучше о них, о спиногрызах, лишний раз не думать (к чему капитан себя уже и начал приучать). Ты в окошко лучше смотри, солнышку восходящему радуйся да представляй себе, как красиво ромбик майорский у тебя на петлице вскорости смотреться будет. «А кто это шагает по коридору?» — «А это, брат, сам старший майор Огурцов!» — «Ох ты!» — «Во-во! И ты уж смотри, поаккуратней с ним: большой человек, далеко пойдет!»

Хорошо!..

Настроение у капитана Огурцова испортилось только после полудня, когда секретарша Любочка принесла сов. секретную докладную записку от начальника пересыльного лагеря, что в порту Ванино. Убёг у них, понимаешь, зэк один. Мало у нас по всей нашей необъятной Родине зэков этих бёглых — обо всех, что ли, прямо сюда, на Лубянку, писать надо? Тут у людей, понимаешь, делов других нет, как только бёглых зэков ловить!

Хотел было капитан Огурцов тому ванинскому начальнику позвонить по прямому и сказать ему, на какую букву тот называется, уже даже и трубку снял, однако, еще раз мельком взглянув на ту докладную и сообразив наконец, что это за такой беглый зэк образовался, трубочку-то сразу и положил.

Фамилия этого зэка была Непомнящий, имя Викентий, парнишка семнадцати годков. Вроде невелика фигура, но в том-то и фокус, что проходил этот паренек по делу вражеского центра (уже, слава труду, разгромленного) под названием Тайный Суд, и был не больше не меньше, как сынком палача этого самого Суда, тоже Викентия, не столь давно умершего страшной смертью — кто-то приколотил его железными костылями к стене, отчего тот и сдох. А уж кто так над ним постарался, то ли наши, то ли Суд этот самый, то ли (тьфу-тьфу!) спиногрызы — иди теперь гадай.

По правде, знать этого капитан Огурцов и не хотел. А вот насчет паренька…

Занимался тем Викентием-младшим (слыхано ли?!) самолично народный комиссар Лаврентий Павлович Берия, он-то и спровадил паренька на Колыму, золотишко рыть для нашей Родины. Сразу бы к стенке — и не было бы нынешней мороки.

Но капитан Огурцов знал, что товарищ народный комиссар имеет на такие дела свой взгляд. Зачем сразу к стенке? Пусть-ка месяца три повкалывает на золотодобыче, а дольше там, на Колыме, как известно, и не живут.

Нет, конечно, капитан не таков был, чтобы осуждать действия самого наркома — и все же…

Все же к стенке — оно насколько надежнее!..

Последнюю мысль капитан Огурцов сразу засунул куда подальше как совершенно лишнюю сейчас и задумался о другом: докладывать наркому об этом побеге или ну его (не наркома, а побег, разумеется!)?

Но по здравом размышлении понял, что «ну его» в данном случае никак не проходит — слишком большое значение придавал товарищ народный комиссар Тайному Суду и очень радовался, что тот наконец-таки ликвидирован.