Вадим Сухачевский - Доктор Ф. и другие

(Разговор в очень большом кабинете)

— И ты полагаешь, что…

— Я думаю, товарищ маршал… Господин маршал…

— Да ………………………………, товарищ я или господин! Ты дело, дело давай …………………… собачий… тебя в задницу! [1] Выражения крайне неблагозвучные из текста исключаются .

— Даю… Объект, под кодовым наименованием «племянник» едва ли знает о чем-либо. В контакт вошел летом нынешнего года. В родственную связь, кажись, верит. Студент. Дурак. Начитан и образован. Не пьет! (…ный…дила!)… Знает латынь!

— Какого …… и … какой ….?

— Изучал!

Пауза

— ( После паузы ) А он не этот?.. Как бишь их теперь величают?.. Не того?..

— ( Понятливо ) Напротив – из сексуальных, так сказать, большинств. По агентурным данным проверено!

— Стало быть, Лайма ему подойдет?

— Фють!.. Не слишком ли?..

— Ладно, по обстоятельствам… ( После долгой паузы ) Слушаю дальше. Излагай!

— ( Зачитывая по записям, коих у него изрядный том ) Внучатый племянник нашего объекта «Ф.» из семнадцатой спецкомнаты, правнук той самой глухонемой кокаинистки-содержантки и лейтенанта российского флота (ясно – до Великого Октября), в детстве потеряв прародителей (тут не без Лаврентий Палыча обошлось)… Сие, впрочем, касается его дедов, а даже не папаш… Тэ-эк… Пропускаем… Наш «объект» занялся…

— Ладно, ладно, короче!

— …Изучением…

— Короче!

— Короче – на мой взгляд, «племянник» – последнее и единственное звено во всей этой цепи, которую мы вот уже столько лет почти безрезультатно…

— М-да, не…… не телимся… Но – о существовании того документа…

— О, только предположения…

— ……………………. ты своими предположениями!

— В таком случае – факты… Впрочем, о них я вам уже докладывал… Вон та папочка…

— М-да… ( Долго смотрит на портрет президента в золоченой раме, висящий позади огромного письменного стола )…И что ж, этот твой …ный «племянничек» – он все еще существует?.. Давай, коротко!

Портрет седовласого президента смотрит на обоих задумчиво и, кажется, оценивающе.

— А як же! — шутейски восклицает собеседник, вскакивая и вытягивая руки вдоль генеральских лампасов. — Як же ему, бесову сыну, не существовать!

Неоспоримым доказательством факта моего существования служит хотя бы, к примеру, то, что по прошествии двадцати шести лет, четырех месяцев, двенадцати дней и неустановленного числа часов и минут с момента рождения из меня наконец образовался в самом расцвете сил тунеядец.

Этот знаменательный рубеж в моей жизни был отмечен тем, что воскресным утром 1999 года, под райское щебетание двух миниатюрных, игрушечных красавиц-китаяночек комендант нашего общежития Омар Ахметович Юнусов, неумолимый, как восточное божество, попросил меня незамедлительно освободить территорию. Попросил – это, конечно более чем мягко сказано; надо его знать, чтобы представить себе, как он это сделал.

Впрочем, тут я на него не в обиде: что может быть глупее, чем вести счеты с божествами?

Все же из врожденной любви к пустословию, укладывая в чемодан пожитки, я попытался втянуть своего гонителя в непростую политическую дискуссию на тему: вполне удобно ли то, что мы на глазах у иностранных товарищей так грубо решаем наши внутренние конфликты? Однако божество, подготовившись, как видно, заранее и к такому повороту, дало достойный отпор, сказав, что если кому и должно быть совестно перед товарищами, то, во всяком случае, не ему, а, напротив, мне; что я уже получил свои сто двадцать восемь последних предупреждений, но (снова смягчаю его слова) и почесать у себя ничего не соизволил; что из университета меня (говоря еще более мягко) вышибли уже месяц назад и посему непонятно, какого вообще лешего я тут пролеживаю инвентарную мебель; наконец – что товарищи прибыли в Москву из неблизких краев и что с моей стороны изрядное свинство и большая политическая незрелость не освобождать жилое место, когда товарищам надобно отдохнуть с дороги и привести себя в порядок.