Вадим Сухачевский - Из архивов тайного суда

– Не горячитесь, мон женераль, – остановил я его, – ведь наша спутница пока что не знает этого Аспида в лицо, не так ли, Юлия Николаевна?

– Не знаю… – снова кивнула она. – О всегда являлся передо мной в черной маске.

– Печально!.. – Генерал снова присел, вид у него был удрученный: злобные мавры пока ускользали от храброго Роланда.

– В лицо я видела только двоих… – прибавила девушка. – Тех, которых потом…

– Ну да, – сказал я, – блондина и брюнета, тех, от которых Аспид сразу избавился. Ну да они нам без надобности, их уже черти на том свете жарят.

– Но вот голос… – произнесла она.

– Вы смогли бы опознать его по голосу?! – хоть этой малости обрадовался я.

– Пожалуй… Хотя не уверена… Мне даже показалось, что здесь, в поезде…

– Что?! – храбрый Роланд сова вскочил. – Вы слышали его?! Где, на крыше!

– Нет, нет, – поспешно сказала она, – мне наверняка померещилось. С тех пор он мне везде мерещится вот уже третий год.

Генерал присел:

– М-да, понимаю, понимаю, дитя… Но откуда в вас такая уверенность, что он где-то здесь?

Тут я позволил себе вмешаться:

– Юлия Николаевна, как и я, лишь рассудила логически. О случившемся в Одессе кошмаре она узнала из газет. Оттуда же узнала, что этот Аспид приговорен одесскими бандитами, стало быть, ему надо спешно бежать, а единственная действующая дорога сейчас из Одессы на Санкт-Петербург, верно я говорю, мадмуазель?

Она кивком подтвердила мою правоту.

– И ей, вероятно, хочется непременно покарать его собственной рукой…

Ответом снова был кивок.

– Bravo! – воскликнул мон женераль. – У вас поистине героическое сердце!

Я спросил:

– А это оружие вы, вероятно, купили себе на одесском Привозе?

– Да… Я в самом деле гостила в Одессе у подруги по швейцарскому колледжу, и тут вдруг прочитала в газете… Надо было срочно…

– Вот только оружие вы себе купили – дрянь, – сказал я. С этими словами своевольно раскрыл снова ее ридикюль, извлек ее пистолетик, проверил, заряжен ли он, после чего, направив ствол в открытое окно, нажал на спусковой крючок.

Выстрела, как я того и ожидал, не последовало, и я своевольно вышвырнул пистолетик в то же самое оно.

– Что вы сделали, сударь?! – возмутилась она.

– Всего лишь избавил вас от возможного фиаско и от прочих неприятностей.

– Я за него заплатила шесть рублей!

– Не велика потеря, радоваться надо, что всего-то на шесть рублей вас надули, могли бы и на больше, Одесса, как-никак. – И пояснил: – Ваш пистолетик – не стреляющий, бойки у него спилили.

– Но – зачем?!

– А затем, Юлия Николаевна, что по случаю творящихся беспорядков продажа оружия (кстати, как и покупка) в Одессе воспрещена под страхом каторги, вот мошенники и ищут… гм… несведущих особ, чтобы сбыть им что-нибудь, для стрельбы не пригодное – вроде как игрушку продают, за это, чай, на каторгу не отправят. Ну а просто возить бесполезное железо в ридикюльчике…

– М-да, Одесса… – вздохнул генерал. – Ничего, дитя мое, когда настанет час (а он настанет, не будь я Валерианом Богоявленским!), я вас тогда снабжу. Хотите – браунингом, хотите – кольтом, хотите – маузером; я тут неплохо призапасся в дорогу.

Она взглянула на него с благодарностью и одновременно с решимостью, было видно, что рука у нее не дрогнет.

– Благодарю, ваше высо…

– Мон женераль.

– Благодарю, мон женераль.

Я понимал, что любое воспоминание о тех событиях трехгодичной давности для нее смертная мука, но все-таки решился на некоторые вопросы, ища хоть какую-то зацепку, чтобы обнаружить Аспида, однако ничего полезного из ее ответов так для себя и не вынес, лишь узнал некоторые дополнительные подробности того злодеяния.

Похитили ее тогда еще в поезде, на подъезде к Москве. Те блондин и брюнет, якобы по ошибке, зашли в ее каюту первого класса да вдруг кто-то из них приложил к ее лицу платок – надо полагать, пропитанный усыпляющим веществом; поэтому кáк ее вынесли из поезда, как и куда потом доставляли – ничего этого она не знает. Потом держали с черной повязкой на глазах, давали только пить воду, а в воду намешивали (теперь-то она понимала) морфин, отчего она, даже если б не было этой повязки, мало бы что заметила. Даже когда мизинец отрубали, почти не чувствовала боли. А потом…

Ну да, то, что было потом, я знал из газет.

– А голос, голос этого Аспида вы когда впервые услышали? – спросил я.

– Вот когда мне палец рубили – тогда и услышала. В первый и в последний раз. Но я знаю: рубил именно он!