Вадим Сухачевский - Декамерон 1914

– —

Где-то в середке этого нескончаемого дня гномов проведать меня зашла Ми и после нескольких ритуальных слов о том, что я неплохо выгляжу, вдруг спросила:

— А вы знаете ли, как зовут нашего председателя Тайного Суда?

— ?

— Такое вот совпадение: зовут его Андрей Исидорович Васильцев . Говорю вам это, поскольку вы уж никому… — Возможно, она хотела продолжить: «не успеете сообщить», — но, замявшись, сказала: — уж вы-то (я в вас верю) оставьте это в тайне. Я даже было подумала, что какой-то ваш родственник.

— Да, он мой дальний родственник, — подтвердил я. — Правда, мы давно не виделись. Знаю лишь, что он преуспевающий адвокат. Но вот… оказывается, он еще и…

Не могу сказать, что ее слова сверх меры меня удивили. Если государственный прокурор (правда, уже в отставке) вот так вот преспокойно может беседовать с убийцей и покрывать еще многие убийства, то отчего бы и моему троюродному брату Андрею Васильцеву не быть председателем некоего Тайного Суда?

— В таком случае, — добавил я, — передайте ему мою рукопись. После того, как я ее закончу… ну и после того, как меня уже… — Я не стал заканчивать.

Она все поняла. И ушла, поцеловав меня в щеку.

Бедное, надломленное дитя!

– —

День гномов еще на закончился (о, как он оказался долог!), но почти была завершена рукопись моя, когда в моей палате появились Евгеньева и Львовский. Они сообщили, что собираются обвенчаться вскорости, после чего Львовский, призванный в армию, отправляется на фронт. Что ж, кого-то те жутковатые дни в пансионате «Парадиз», оказывается, соединили. А рссоединить их вознамерился наш мир, который куда беспощаднее, чем любой убийца.

Еще они поведали, что Амалия Фридриховна продает свой пансионат, и они с профессором Финикуиди намерены покинуть наше Отечество.

Что ж, в таком случае, может профессор когда-нибудь и завоюет вожделенную им премию господина Нобеля. Да им, Господь, счастья с княгиней после столь долгой разлуки!

Под конец Львовский и Евгеньева сумели-таки меня развеселить. Они передали мне письмо, полученное ими от Грыжеедова-Хлебородова из Парижа.

Интересного в письме было мало: он обустроился неплохо, собирается новое дело открывать — производить торты изумительного вкуса, уже, судя по продажам малых партий, в восторге весь Париж. Живет, в общем, хорошо, купил автó, но страшно ностальгирует по российским пейзажам.

— Нет, вы на обратный адрес посмотрите! — воскликнул Львовский.

Там, в парижском обратном адресе значилось:

M. Julien Dunous pour M. Jerome Khleborodоv [84] Господину Жюльену Дюнуа для господина Жерома Хлебородова. , –

и хоть это меня в конце концов развеселило.

Правда, не надолго. Ибо вслед за тем Евгеньева сказала мне, что Ми больше нет в живых.

Так в конце концов и неясно, чтó именно там случилось, но ее нашли возле догорающего здания, где, как оказалось, до этого часу размещался бордель с малолетними рабынями. Там произошло подлинное побоище, шестеро были убиты из ее пистолетика, но чья-то пуля достала и ее.

Бедная Ми! Ты уже никогда не дождешься своего принца на белом коне.

– —

Евгеньева пообещала, что зайдет ко мне, когда рукопись моя будет закончена. Значит, скоро она снова зайдет, ибо мой день гномов , как и моя рукопись, уже подходит к концу. Она передаст эти бумаги Андрею Васильцеву. Надеюсь, что-то в них ему покажется интересным.

Прощайте же все!

Петр Васильцев

20 ноября 1914 г.

………при всех трагических событиях нашего времени, случающихся ежечасно…

…смерть действительного статского советника, государственного прокурора Петра Аристарховича Васильцева, случившаяся всего лишь на 38-м году жизни, в канун Рождественского Сочельника…

…всю свою недолгую жизнь беззаветно служа российской законности…

Товарищ министра

Юстиции Осипов

(дописанное спустя год)

Рукопись моя год назад была закончена год назад, однако (чего я никак не ожидал) жизнь моя после этого продолжилась, и теперь уж неизвестно, когда закончится. В самый разгар войны вдруг сюда, в Россию, явился сбежавший почему-то из Германии профессор медицины, специалист именно по такого рода гномам, светило мировой величины. Он осмотрел меня — да и уговорил лечь к нему на операцию.

Теперь гномы меня не терзают. Правда, профессор сказал, что когда-нибудь они ко мне заявятся снова. Что ж, поживу до этого «когда-нибудь».