Вадим Сухачевский: Декамерон 1914

— Ах, нет… Но… понимаете ли… Ежель границы закроют — боюсь, не добраться мне до моих денег, лежащих в банке в Швейцарии. Там, видите ли, много надежнее, несмотря на…

— …Несмотря на ваш глубокий патриотизм, — закончил я за него.

Он предпочел не вдаваться в эту тему, а снова стал лепетать о политике: мол, где война — там и революция, а где революция — там и денежкам полный каюк; ну а без денежек и всему его пирожковому делу крышка. Нет, он теперь твердо решил, что дело можно делать не там, где революция, а там, где цивилизация. Да и не будь революции — все равно у нас тут, в России-матушке… Куда здесь таким птахам, как мы, если тут вон даже Савву Мамонтова легко помножили на ноль [77] С. И. Мамонтов (1841–1918), крупнейший российский предприниматель и меценат, стал жертвой своих конкурентов, имевших обширные связи среди крупного чиновничества. В результате он был несправедливо обвинен в мошенничестве, полностью разорен и некоторое время провел в тюрьме. …

Я спросил:

— Но все-таки при чем тут мы с Амалией Фридриховной?

Он зашептал, все время озираясь, хотя дверь была закрыта:

— Ну как же-с!.. Если сейчас, при нынешней политике, вдруг начнут всех на границе назад разворачивать? А у нее — дядюшка Зигфрид. Почему бы у этого Зигфрида не может быть родственника, месье Жерома?

— Так вы снова — Жером? — удивился я.

Он предпочел промолчать, лишь смотрел на меня просительно.

Я сказал, что, поскольку Амалия Фридриховна осуществляет свою с дядюшкой Зигфридом деятельность на шаткой грани между законом и беззаконием, я же по должности призван закону служить, то пускай он лучше договаривается с княгиней сам, я же, так и быть, закрою на это глаза.

Ушел он порядком разочарованный. Для меня же этот его визит стал еще одной каплей, подточившей мое и так пошатнувшееся миросознание. Если опорой государства у нас являются такие подлецы, как Кокандов, такие хладнокровные убийцы, как Клеопатра-Дробышевская, такие алчные мерзавцы, как этот ротмистр Бурмасов; если здесь легко оттаптываются на несчастьях такой человеческой мелочи, как бедняга Кляпов; если для разрешения проблем здесь то и дело легко применяется эта самая форма 511 ; теперь наконец, если мерилом патриотизма здесь служат вот такие вот Жеромы-Хлебородовы-Грыжеедовы, — то дело такой империи — швах. Не верил я в счастливую судьбу такой империи! И даже не будь во мне моих гномов, отставка моя теперь была бы сейчас делом, решенным для меня окончательно.

…………………………………………………………………

<���…> и, выйдя в коридор, увидел, как из нумера господина Петрова, все еще, согласно табличке на его двери, просившего не беспокоить , с таинственным видом выскользнула Ми, а вслед за ней оттуда вышла Амалия Фридриховна. Когда они заметили меня, на лицах у обеих появилось выражение настороженности. Затем Амалия Фридриховна искусственно-беззаботно обратилась ко мне:

— Ах, это вы?.. А мы вот как раз заходим ко всем, предупреждаем, что обед нынче будет раньше обычного, в час, чтобы Ми успела досказать свою историю. Не опаздывайте.

Тут — еще одно диво: из нумера Петрова на миг выглянула Лизавета, но, увидев меня, тут же закрыла дверь. Неужто господин учитель наконец обрел-таки свое семипудовое счастье?..

Обе, и Амалия Фридриховна, и Ми, сделали вид, что не заметили промелька великанши, и хозяйка доверительно обратилась ко мне:

— У меня к вам, господин прокурор, некоторая просьба…

— Слушаю вас.

— Я заметила, что господин жандармский ротмистр во всем следует вашим советам, поэтому — не могли бы вы… ну как-нибудь устроить так, чтобы он держался нынче от нас подальше?

Явно тут что-то еще затевалось.

Я пообещал, что постараюсь выполнить это в меру своих сил, и с тем направился к нумеру, в котором располагался ротмистр.

Убедить его мне не стоило особого труда. Едва я сказал ему, что постояльцы устали от событий последних дней и нынче хотят немного поразвлечься, а присутствие представителя власти, возможно, будет их несколько напрягать, как он ответил с некоторым даже подобострастием, что-де любые указания господина прокурора для него — руководство к исполнению; что сам он вообще из нумера не выйдет (чего делать, при учете двух полуштофовых бутылок коньяка у него на столе, делать и без моих наставлений явно не намеревался); что, наконец, отдаст приказ, дабы солдаты из присланного отделения вообще не появлялись на господской половине. Добавил также, что про гибель Зигфрида уже отписал в соответствии с нашим разговором. Наконец — глядя на меня искательно: