Валентин Лавров - Триумф графа Соколова

Изнутри тяжело стукнула щеколда, дверь отлипла. На пороге стояла приятной наружности молодая женщина с пухлыми губами, широко расставленными серыми глазами и с пучком шелковистых светлых волос на макушке. На женщине был надет просторный, много раз стиранный фланелевый халат.

Она вопросительно посмотрела на важного гостя:

— Кого?

Сыщик шагнул в довольно просторную комнату с комодом, платяным шкафом, широкой металлической кроватью с шарами на высоких спинках, застланной лоскутным одеялом. Высокие, почти до потолка, окна выходили на улицу. В окно виднелись ноги людей, шедших мимо.

Посредине комнаты под лампой в металлическом абажуре со стеклярусовыми висюльками стоял приземистый стол с резными толстыми ножками, застланный наполовину клеенкой.

На столе пыхтел полуведерный самовар, стояли бутылки с полынной водкой и пивом «Калинкин», тарелки с винегретом и пряниками, дешевыми конфетами, высыпанными прямо на клеенку.

За столом в домашней, залатанной на локтях рубахе, туго стягивавшей покатые плечи, сидел мужчина лет тридцати. Казалось, у мужчины не было шеи, а голова с коротким ежиком волос сразу росла из туловища.

Мужчина всем туловищем повернулся к двери и с неприязнью взглянул на вошедшего.

— Приятного аппетита, Евкарпий! — насмешливо проговорил Соколов. — Никак, я тебя опечалил? Не здороваешься со мной, за стол не приглашаешь, да и глядишь косо. Ну виноват, без спроса приперся. А что делать? Служба у нас с тобой такая, полицейская. И не хочешь, а огорчать кого-то приходится. Так, Евкарпий?

Здоровяк сердито нахмурился, опустил голову и словно окаменел.

Соколов сбросил на стул шубу, остался в полковничьем жандармском кителе. Прошелся вдоль стола, приоткрыл двери в соседние помещения — в небольшую кладовку и туалет. Там никого не было.

Хозяйка, подперев рукой подбородок, привалилась спиной у двери. Она с тревогой рассматривала невиданной важности гостя.

Евкарпий, увидав полковничий жандармский китель, смертельно побледнел, нервно ухватил край стола.

Соколов насмешливо протянул, усаживаясь рядом на заскрипевший венский стул:

— Нет, очень скверно ты меня встречаешь! У самого Государя я больше привета находил. — Вдруг схватил собеседника за подбородок, поднял его лицо, резанул взглядом: — А я знаю, почему ты не рад моему приходу. Потому что чувствуешь вину страшную, кровавую. И гложет тебя не совесть. Коли бы совесть тебя зазрила, ты сам прибежал бы в полицию, всю правду рассказал. А терзает тебя страх. Так?

Евкарпий потупил взор и упорно молчал.

Соколов с нарочитой ласковостью добавил:

— Каторга — она, брат, ох несладка. С любимой бабой под одеялом греться слаще, нежели кандалами в рудниках греметь. Так, соколик?

Лицо Евкарпия все более багровело. Вдруг он вскочил с места, схватил со стола бутылку и с размаху готов был проломить голову сыщика.

Но Соколов оказался проворнее. Он подставил под удар левое предплечье. Бутылка полетела на пол, заливая его пенистым пивом.

Тогда Евкарпий схватил стул, с яростью взмахнул над головой. Соколов бросился вперед, обхватил нападавшего под мышки и швырнул его через голову с такой силой, что тот врезался головой в противоположную стену.

Женщина вдруг сорвалась с места, упала перед сыщиком на колени, прижалась лицом к его ногам. Заголосила страшно, по-бабьи:

— Не губите! По глупости он так сделал. Я все вам расскажу, простите! А-а!..

Евкарпий стал подавать признаки жизни, зашевелился, сел на полу, мутными глазами глядя на Соколова и, видимо, безуспешно пытаясь припомнить случившееся.

Женщина оставила Соколова, села на пол рядом с мужем, сквозь всхлипы взмолилась:

— Слышь, расскажи их превосходительству все, не таись, ирод проклятый! Сердца уже не хватает, извела-ася я вся-я…

Соколов вновь сел на стул. Выждал, когда рыдания и всхлипывания женщины чуть стихли, с сочувствием произнес:

— Евкарпий, а твоя жена права. Лучше все расскажи, я к тебе тогда со снисхождением отнесусь. Граф Соколов никого не обманывал. Ну?

Евкарпий оттолкнул бабу. Цепляясь за стоявшую рядом кровать, поднялся на ноги. Подошел к столу, налил стакан водки, единым махом опрокинул его в глотку. Лишь затем оторопело взглянул на сыщика, покрутил головой.

— Уже сам Соколов за меня принялся! — Помолчал, скрипнул зубами. — И чего же мне теперь будет?