Фредерик Дар - Не спешите с харакири

– Эй, Барбара, my dear! 25Мы на каком этаже?

– На седьмом, – уточняет Рульт.

– О.К., thank you, – вздыхает Хилджон, засыпая, – Poor old beans 26

Продолжая потирать свою ноющую руку, я подхожу к окну. Там внизу, в самом низу улицы, зеваки окружают расплющенное тело. Nmh задирают головы вверх...

– Сейчас примчатся легавые – говорит Толстяк. – Ты не думаешь, что нам лучше смотаться отсюда?

Это он хорошо заметил, и я полностью одобряю его осторожность. Опыта ему не занимать, он знает, что «береженого Бог бережет», ну, а Бог надежнее японской полиции. Я отвожу Рульта в сторонку:

– Очень жаль, старина. Но мне бы не хотелось иметь дело с японскими собратьями. Попытайтесь сами уладить это дело.

– Можете положиться на меня. Смывайтесь через черный ход! Он идет, чтобы поднять конверт. Инцидент действует на всех отрезвляюще. Нас слеганца мутит, а котелки вибрируют от напряжения.

– Можете доверить мне его, – говорит Рульт, помахивая конвертом. – Это штука действует, как динамит. Я свяжусь с французскими учеными, может быть, они...

– О кей. Но будьте осторожны с ним. Завтра созвонимся, идет?

– Идет!

Толстяк уже приподнял подол своего кимоно и порхает к выходу, как звезда балета, сорвавшая восторженные аплодисменты публики.

Мы мылимся через четыре ступеньки вниз по служебной лестнице и, очутившись на улице, замечаем; что на миг опередили машину, нашпигованную легавыми. Пусть разбираются без нас. Ну а мы, решив воспользоваться вечерней прохладой для того, чтобы освежить и проветрить мозги, пешком возвращаемся в свою гостиницу.

– Это, в натуре, что-то невероятное! – восклицает Бе-Рхю-Рье. – За всю свою собачью жизнь легавого не встречал ничего подобного! Никогда!

С опущенными под бременем постоянной загадки плечами и зеленым огнедышащим драконом на кимоно. Толстяк здорово смахивает со спины на мешок взрывчатки, мирно бороздящий многолюдные улицы вечернего Токио.

Ну и ну, – вздыхает Толстяк, благополучно миновав вращающуюся дверь нашей гостиницы – смело можно сказать, что на нашу долю выпал насыщенный денек! – Он начинает перечислять:

– Старый книжный червь, который распорол себе брюхо; двое легавых, которым мы расквасили афиши; попойка, во время которой я чуть было не развелся, и, наконец, этот чокнутый бабай, сиганувший в окно после неудачной попытки замочить тебя. С этими япошками не соскучишься!

Мы пожимаем друг другу лапы в коридоре и заныриваем в свои номера. Включив свет, я вздрагиваю: в моей комнатухе все перевернуто вверх дном. Во время моего отсутствия кто-то добросовестно провел шмон. Матрас валяется на полу. Ящики тщательно выпотрошены, также, как и чемодан. Я не успеваю толком рассмотреть царящий в моем номере бардак, как ко мне вламывается негодующий Толстяк в развевающемся кимоно.

– Праздник продолжается! – ревет он. – Зайди-ка взглянуть, что они вычудили в моей избе! 27

– Не стоит, – говорю я, – мне достаточно и своей.

Он обводит взглядом мой катаклизм и трясет башкой смертельно уставшего гладиатора.

– Понимаешь, Сан-А, я чувствую, что мы сунули нос не в свое дело, да еще в чужом болоте. Нам нечего ловить в этой стране. Здесь совсем другие люди и, вообще, здесь все не по-людски. У меня уже башка идет кругом!

Я колеблюсь по поводу того, стоит ли мне сообщать об инциденте администрации. Хорошенько подумав, я отказываюсь от этой затеи. Хозяева гостиницы обратятся за помощью в полицию, а мне это вовсе не надо. Мы с проклятиями начинаем наводить порядок.

– Как ты думаешь, что искала у нас та паскудина?

– Наверное, конверт...

– Ты так думаешь?

– Не вижу другой причины.

Толстяк, уперев руки в боки, застывает в центре комнаты.

– Нужно все-таки выяснить, что же нацарапано на этом чертовом конверте, верно?

– Да, надо. Но тот, кто может прочитать адрес, сам охотится за ним. Так что мы попали в порочный круг, приятель.

– Если уж речь зашла о пороках, согласись, Сан-А, что эта Барбара – лакомый кусочек.

– Если проглотить сразу, то да; но его не стоит долго смаковать.

– Ты хочешь сказать, что она не первой свежести?

– И даже не второй. Толстяк. Тебе будет намного лучше со своей кашалотихой. А эта рыжуха похожа на раскаленный паяльник, о который недолго обжечь пальцы.

После этого разговора мы идем на боковую. Но мне не спится. Я уже нахожусь на грани того, чтобы пойти сдаваться в бюро находок, когда мне в голову приходит другая мысль. Я снимаю трубку и набираю номер баламута Рульта.